Далия Трускиновская - Домовые

Интересно, что прежний мир, с дубом, лешим и следами невиданных зверей вдруг куда-то из головы подевался. И то — совместить эти два мира ни у кого бы не получилось, не только у Коськи. Вот один и растаял.

— Ну тебя, и с твоей исторической родиной вместе… Антипу кланяйся, Афоне тоже. Передай — как соберусь в дорогу, попрощаться приплыву. Эх…

Он махнул лапой и полез обратно в ванну.

— Что — эх? — спросила Уклейка.

— Эх — все равно ведь уплываю, так что — пропади оно все пропадом…

Перфил лег на пузо и стал громко, с бульканьем дышать.

— Дезертир несчастный! Пошли отсюда, — велел Коська сестренке. — Ну его к акулам…

— Типун тебе на язык! — огрызнулась сестренка. — Значит, кто не хочет с тобой искать Пресноводье — того уже и к акулам? Ты как знаешь, а я под землю не полезу!

Они вышли на лестничную клетку.

— Все-таки мелиораторы хорошие дома строили, — заметила Уклейка. — Вот бы его переволочь туда, где есть пресная водица, и жить всем вместе…

— Погоди галдеть… — Коська прислушался. — Тут еще кто-то есть, наверху…

— Ходит? — Уклейка попыталась уловить обычное шлепанье водяных, но вместо того был тихий, почти беззвучный скулеж.

— Живой кто-то! Пошли!

— Я давно щеночка хотела! — обрадовалась Уклейка.

— Дура, чем ты его теперь кормить будешь? Он у тебя лапы протянет!

Они, идя на голос, добрались до пятого этажа и толкнули подозрительную дверь.

— Здесь, что ли? — спросил Коська, входя.

— Вроде здесь…

— Сгиньте, пропадите, не пущу, — раздался тонкий голосок. — Мой дом! Уходите подобру-поздорову, пока я не озлился!

— Ты — кто? — озираясь, поинтересовался Коська. — Выдь, покажись!

— Показываться мне не положено.

— Домовой, что ли? — сообразила Уклейка. — Так нам — можно, мы — водяные!

Тот, кто выбрался из-за навесной панели парового отопления, ростом был с годовалого ребенка, но бородат, смахивал на большой ком серой пушистой пыли и, протягивая лапу для знакомства, выпростал ее из нескольких слоев драной паутины.

— Касьян, озерный водяной, — представился Коська. — Уклейка, сестрица моя. А ты кто таков будешь?

— Дементий.

Наступило молчание. Уклейка обвела взглядом разоренную комнату.

— Как же ты тут живешь, дяденька Дементий?

— Сам не ведаю. С голоду вон усох, покормить меня некому… У вас, водяные, корочки не найдется?

Еще совсем недавно Коська произнес бы гневную речь о тех простаках, кто по неразумию своему связался с мелиораторами. Но после всех событий он резко поумнел, хотя ум его развивался в каком-то странном направлении.

— Откуда, дяденька? Рыбки разве что?

Он достал из пакета жестяную банку и ловко вскрыл ее нарочно для того подпиленным когтем.

Дементий сходил на кухню, принес алюминиевыю гнутую ложку и дважды ею зачерпнул из банки.

— Благодарствую. Много ли мне теперь надо? Вот — доживаю, скоро совсем на нет сойду. Это что за рыбка?

— Нездешняя, тунец, — объяснил Коська. — А чего тебе на нет сходить? Перебирайся к нам, к водяным, как-нибудь прокормишься.

— Не могу, должен дом сторожить. А у вас и домов-то нет, одни подводные логова.

— Да он скоро рухнет и тебя придавит!

— Значит, такая судьба. И пусть придавит… Зажился я, детки. Всех хозяев проводил, один вот остался.

— Что же тебя хозяева с собой не взяли? — жалостливо спросила Уклейка.

— А позвать забыли. Или не умели? Меня же за собой позвать нужно на новое местожительство… А они не умели… Научить было некому… Вот я и остался…

— Ну так мы тебя зовем! — решительно сказал Коська. — У нас логово, будешь за хозяина, подкормишься.

— Не-е, я здесь — хозяин, — извиняющимся голосом прошептал Дементий. — У вас я нахлебником буду. Ступайте, детишки, не травите душу.

— Ну, как знаешь. Пошли, Уклейка, — Коська взял сестренку за руку и решительно повел прочь.

Ему нужно было тщательно обдумать теорию подземного Пресноводья…

Плывя обратно, вверх по течению, Коська и Уклейка с любопытством поглядывали налево — на острые, украшенные медными птицами, готические шпили старого города.

— Это петухи, — сказала Уклейка. — Харитошка туда ночью ходил — говорит, на улицах еще сухо, а в подвалах вода уже плещется.

Харитошка был молодой водяной, давний приятель, за которого, Уклейка, возможно, с горя пошла бы замуж, кабы не случился Родриго.

— А почему петухи?

— А у людей спроси. Их ведь не поймешь.

— Как же они в таких башнях-то жили, с петухами? Туда пока залезешь — проголодаешься.

Как всякий водяной, он не любил лестниц. И свое сегодняшнее восхождение в гости к Дементию уже считал подвигом.

— А может, и не жили вовсе? Может, это у них для красоты? — мечтательно произнесла Уклейка.

— Дом — для красоты? Ну, ты сегодня соленой водицы перебрала! Поплыли, а то еще до чего-нибудь додумаешься! — прикрикнул Коська.

Когда добрались до места, старших не нашли — у них вышло временное замирение с Панкратом, потому что объявились еще новоселы, молодые и горластые, грозились прогнать и Антипа, и Афоню, и всех, кто по соседству. Перекусили скромненько — консервами и перловицами, что насобирала с утра Уклейка. Потом пришел страшно недовольный Антип, ничего слушать не пожелал и завалился спать на мелководье. Коська сел чертить веточкой по мокрому песку Пресноводье в разрезе, долго прикидывал, на какой оно глубине и сколь велики должны быть на чертеже фигурки водяных, тут и Афоня заявился — со стороны протоки меж островами.

Коська рассказал Афоне про Перфилову затею с ванной.

— Я кое с кем посоветовался, — сообщил Афоня. — Не так все это просто. Думаете, это они над нашей декларацией о демелиорации слезу пустили? Нет, они просто сообразили, какая им от этого выйдет польза. Если загубить наши болота окончательно — мы становимся дармовой рабочей силой. За обглоданный рыбий хвост поплывем на Галапагосские острова, прямо акулам в зубы.

— Дядя Афоня! Да неужели у вас у всех тогда, на сплыве, мозги поотшибало?! — заорал Коська. — Мы-то с Уклейкой маленькие были, нас на сплыв не пустили, а вы-то все — уже матерые! Неужели трудно было глянуть чуть дальше собственного носа?

Афоня горестно развел лапищами.

— Всяк водяной задним умом крепок, — пожаловался. — Ты вон тоже тогда мелиораторов бить собирался, а теперь вот бегаешь с книжонками, Пресноводье какое-то выдумал! Нет на свете Пресноводья!

— Есть Пресноводье!

— Ну так покажи мне, глупому, где оно на карте!

Многое изменилось с той поры, когда сплыв созывали. Теперь в редкой семье водяных не было географического атласа, да и болотные черти тоже этой наукой сильно увлеклись. Вечерами, позвав гостей, ползали по цветным страницам когтистыми лапами, отмечали наступление моря на сушу, рисовали новые береговые линии — словом, как могли, не отставали от жизни.