Валентин Юрьев - Служба королю

— Ма, глупости это всё! Надо её из дома забрать на восьмушку, тогда она не только на меня, на родовой столб начнет бросаться!

— Правильно, братик, вот я и говорю, забери меня с собой!

— Ты же ходить не умеешь. Ты расплачешься через две метки, мозоли натрёшь, ноги собьёшь. А я не пойду, я побегу!

— Я вот вам дам сейчас обоим! Куда ты её тащишь, Мроган?

— Я?!! Она сама пристала, "Возьми, возьми!". Куда её брать?

— А сам ты куда пойдёшь, братик?

— Сначала за Канчен-Той, а потом далеко, на границу Хассании…

— Вот, вот! Там и объявился король!

— Какой ещё король?

— Мам, ну я же говорила.

— Ириска, короли просто так не объявляются, они уже есть. Живут в своих Дворцах, правят своим народом, а когда стареют, то старший сын занимает трон. Я же видел короля, знаю.

— И неправда! А когда он в первый раз появился королём, то откуда взялся? Когда ещё не было короля? Вот тогда первый и объявился. И этот объявился!

— Дочь, ну что ты выдумала?

— Я не выдумала, а вчера вечером Старый пел про нового короля, он так и пел "Объявился славный король!" — там ещё что-то, а потом: "Славен спаситель, могучий Король-Ящерица! Землю спасает от саранчи"! И девочки говорят.

— Что говорят?

— Что к нему можно пойти, он всех зовёт.

— Зачем?

— Откуда я знаю? Во Дворец, наверно?.. Мроган, почему около тебя в животе дёргается?

— Сильно?

— Нет, не сильно, только странно…

— Неужели ты чувствуешь?

— Что она чувствует, сынок?

— Камень.

— Какой камень?

— Вот этот, я думаю, или вот этот…

— Сколько их у тебя?!! Какой тёплый! И я его замечаю животом?

— Не знаю, я думал, это только у меня так.

— Зачем они тебе, малыш?

— Они помогают, мам. Дают силу.

— Для колдовства?

— Ну, это не колдовство, это такое умение, ему можно научиться.

— И мне можно?

— Фарис! Мроган! Вы меня с ума сведёте! Один пропал, неизвестно куда, и ты за ним?

— Мам, не сердись на неё. Но здесь же и правда, скучно.

— Мне не понять, сынок, я всю жизнь здесь и мне никогда скучно не было. Просто времени на это не хватало, только успевай шевелиться. И отец всю жизнь камни ворочал, да воинов учил, как может быть скучно в своём гнезде?

— Мам, но ты же не из этого гнезда! Где тогда твоё? Ты никогда не рассказывала, почему?

— Не знаю. Грустно рассказывать.

— Ну, мамочка, ну расскажи, а я тебе помогу потом.

— Да я не знаю, что и рассказывать. Я из селения. Далеко отсюда. Тоже рядом с Хассанией. В долине. Я ещё девочкой была, война шла, жить трудно было, очень трудно, вот и не рассказываю.

— Ну, мамочка, а дальше?

— А что дальше? Тогда хассаны часто нападали, а из кланов воины приходили на защиту, так и жили, они воюют, а мы пашем, зерно сажаем. Аргаков гоняем. То пастись, то доить. А место уж больно красивое у нас было. Никогда его не забуду. Холм высокий, а над ним скала небольшая, вся в цветах, а из-под неё ручей выбегает и брызгами разлетается, особенно утром видно, капельки как камушки драгоценные, каждая сама по себе сверкает, а когда Сияющий просыпается, то в его лучах радуга разноцветная светится, и не описать этой красоты! А если ветер тихонько дует, то камень петь начинает, как флейточки, а там, где брызги падают, цветы сверкают и мягкая — мягкая трава! Никогда в этом месте колючки не росли, они воду не любят. И птицы там щебетали по утрам! Как на небесах! А потом ручей втекал в озеро. Маленькое, чистое, голубое от неба, а из него опять водопадом в долину… Мроган! Что с тобой?! Ты чего?

— Ничего, ма, ты рассказывай, я просто представил…

— А там больше и рассказывать-то нечего. Родители мои бежали из того селения. Отца хассаны покалечили сильно. И мы сначала в Броды перебрались, а потом ещё ближе, в клан Огня, там меня отец ваш и нашел, девчонкой ещё, прилип чего-то, понравилась, значит, вот, после Посвящения меня сюда и привёл….

— А дальше?

— А потом он воевал, мэтром стал, а уж как война кончилась, голодно было, начали мы в Паучий ходить, не знаю уж, кто вождя надоумил. А я и за аргаками ходила, и вас, непослушных растила, всяко было, только скучно — никогда.

— И никогда не была больше в своём гнезде?

— Нет, доченька, не была. Да какая я ходунья-то, разве за молодыми угонюсь? А это через перевал, и ещё восьмерик по долине идти, не меньше.

— А как оно называется?

— Тогда называли Глаз Птицы. Говорили, что сверху похоже. Только не знаю уж, кто это смог так разглядеть, сверху-то?

— Мам, вот ты меня отпустишь с Мроганом и я туда пойду и посмотрю, на что похоже.

— Не посмотришь, ириска.

— Мроган, опять с тобой что-то! Да у тебя слёзы? Сынок!.. Ты уж говори лучше, что стобой случилось такое?

— Да не со мной, мам. Селенье твоё… Нет его больше. Только озеро и осталось…

— Значит, ты узнал? По моему рассказу узнал?

— Узнал, конечно! Ты только говорить начала, а меня как камнем по голове! Сожгли там всё. Хассаны сожгли. Давно уже. А ириты ушли, кто живой оставался. Мало, кто ушел.

— А ты что же там делал?

— Лучше тебе не знать, мам. Считай, воевал. Никогда не думал, что ты оттуда! И в Бродах был.

— Ты и сейчас туда пойдёшь?

— Пойду. Там много таких селений. Как могилы. Смотреть страшно.

— Значит ты теперь не с вартаками, а с хассанами бьёшься?

— Всяких хватает, ма! И свои бывают хуже врага. Враг он, хотя бы спереди. Но ты не бойся за меня.

— Как не бояться, сынок? И что ж ты, навсегда туда?

— Не знаю, мам. Вот когда в твоём Глазу Птицы начнут жить ириты, тогда, может и вернусь. Я долины не люблю, горы роднее…

— Ой! Отец! А ты откуда взялся? Напугал! И тихо как подошел-то, разведчик ты мой!

— Да я тут стоял. Слушал. Я ж тебя ещё там, в Глазу Птицы заметил, уж больно ты любила в озере купаться. Без штанов.

— А ты смотрел, что ли?! Вот, срам-то!

— Да, ладно тебе, мать, молодой был. А ты уж больно танцевать шустра! А у Огня, это уж потом, случайно увидел. Привет, сынок!

— Свет тебе, пап!

— Я тут слышал, король какой-то объявился… Не знаю, что за король, но, говорят, дело у него правильное. Я этих хассанов до сих пор терпеть не могу. Чего их наш к себе таскает? Тоже мне, телохранители… Ты, сынок, на меня не дуйся, мне, старому измениться трудно. Думал, сын будет, как у всех. А ты — вон какой! Мне и не тянуться за тобой. Думал второй родится, а тут мать подкачала, опять девка… Да ладно вам драться!.. Щиплются, как гуси дикие… Я тут думал, думал, получается, я дурак и есть, такой сын у меня, гордиться надо, а я рыло ворочаю! По глупости это. Всё хотелось по-старинке, а жизнь, видишь, по-своему.

— Да ладно тебе, пап! А хочешь, давай все со мной! Там весело!

— Весело, это хорошо. Глянуть бы разочек, как ты там. А жить и умирать мы здесь будем. Тут корень. И родовой столб наш здесь. Ты, сынок не забывай этого. Птица молодая из гнезда, это хорошо. Только чтобы вернулась потом.