Алексей Зубко - Специальный агент преисподней

– В прямом.

– А… Значит, по коням?

– И чем быстрее – тем лучше.

– Понятно.

Сборы заняли не более трех минут, и сдается мне, что благодарить за это нужно разбойников, по вине которых спасенные девушки оказались без всяческих румян, помад, сережек и колечек…

О моей невольной причастности к доведению несчастной каменной девушки до истерического состояния я поведал уже в пути, оставив ее позади успешно выполнять план пятилетки по заготовке леса в рекордно короткие сроки. Ее бы энергию да в мирных целях…

– Это ведь серый тролль… троллиха,- поправился Добрыня.- Теперь она не скоро успокоится…

– Я все больше убеждаюсь,- высокомерно заявил Дон Кихот Ламанчский,- что Дульсинея Тобосская – образец всяческих достоинств.

Кто бы спорил…

– Какая женщина! – Санчо Панса восхищенно закатил маслянистые глазенки.

Я подмигиваю:

– Познакомить?

Он воспринял шутку вполне серьезно. Мокрые губы оттопырились, в глазках вспыхнул мечтательный огонь, но тотчас погас под гнетом бытовых проблем:

– Да как я ее прокормлю?

Давясь от сдерживаемого смеха, я чуть не падаю с Рекса, немного отстаю и кашляю, делая вид, будто прочищаю горло. Так он полагает, что по всем остальным параметрам вполне ее удовлетворит? Ну, знаете, порой человеческая простота не имеет границ.

Мысленно прокручивая эпизоды моего поединка с водяным существом, я даже дернулся от неожиданности, когда на мою руку легла узкая женская ладошка.

– Бедненький.- Она вздохнула, глядя на меня без

донными черными глазами из-под пушистых ресниц.-

Ты, наверное, давно без женского общества?

– Н-не знаю,- неуверенно сознался я.

– И пожалеть-то тебя некому, бедный мальчик.

Это я-то мальчик, с моей-то небритой рожей?

Склонившись к самому моему уху, так что ее белоснежные, с серебристыми кончиками волосы коснулись моего лица, вея сладким ароматом изысканных духов, она прошептала:

– Этой ночью я буду ждать тебя…

И отъехала, оставив меня задыхаться от неожиданно шикарного предложения.

Грациозная шея, на ней узенькая, черной кожи полоска, скрепленная спереди застежкой с красным камешком; яркое лицо с вызывающе красивыми чертами; каскад распущенных волос, струящихся по белоснежным открытым плечам, по свободного покроя черному платью, вдоль крутого изгиба спины; пышная юбка, грозовым облаком прикрывающая стройные ноги, на красоту которых красноречиво намекают изящные ступни.

От страстного взгляда такой женщины растает и ледовая шапка на полюсе.

Пролетающий рядом дрозд, засмотревшись на нее, не заметил вставшее на его пути дерево. И, зашелестев листвой, повис на ветвях.

– Не побеспокою? – вежливо поинтересовался неж

ный голосок, вырывая меня из мира грез.

Одного взгляда на обладательницу этого голоса хватит, чтобы понять – она просто создана беспокоить мужчин одним своим видом.

– Нет-нет, что вы…

– Благодарю.

Ярко-желтая с густым золотым отливом коса, тонкий носик, припухлые губки, небесная голубизна глаз и волна тепла, которую я просто кожей почувствовал.

Прикоснувшись пальцами к моей щеке, она взволнованно произнесла:

– Если захочется тепла, приходи этой ночью ко мне.

Нежная улыбка, и конь уносит ее вперед. Простое белое платье сияет в лучах встающего солнца, окутывая ее, словно облако.

В каждом ее движении, в каждом жесте – нежность…

– Как дела? – со смехом поцеловав меня в щеку, поинтересовалась рыжеволосая красавица.

– Уже значительно лучше,- совершенно искренне сказал я. Мое настроение и взаправду стремительно пошло вверх.

– А ты у нас сердцеед.

– Почему?

– Даже каменное сердце не устояло пред тобой… – Девушка прижалась ко мне и прошептала: – Сегодня ночью… жду…

И тоже устремилась вперед, оставив после себя густую волну цветочного запаха и ощущение прикосновения острых грудей, настойчиво рвущихся сквозь льняную рубаху.

Непосредственность, детская невинность и женская чувственность. Взрывоопасная смесь.

Нужно решить, что делать дальше, но… Мысли витают в облаках, не отзываясь на робкие попытки призвать их к повиновению.

Смирившись, укрепил в ушах капельки наушников, погладил гладкий панцирь чудесной черепашки и утопил клавишу пуска.

Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна И не вижу ни одной знакомой звезды. Я ходил по всем дорогам и туда и сюда, Обернулся и не смог разглядеть следы…

В поисках утраченного

Нет айсберга, который не мечтал бы повстречать на своем пути «Титаник».

Вслух о сокровенном

Занесенный ветром парашют одуванчика, лениво покачивая спелым семенем, влетел в раскрытое окно и, исполнив вальс на выскобленном до блеска подоконнике, спланировал на пол. По мне так приземлился он совершенно бесшумно, но дрыхнувший на табуретке рябой кот встрепенулся, навострил рваные уши и подозрительно засопел.

Волокущая хлебную корку серая мышь замерла, мечтая слиться с поверхностью пола.

Кот зевнул, потянулся, оставляя следы когтей на нечистой поверхности табурета, и заснул, накрыв пушистым хвостом мордочку.

Мышь облегченно перевела дух и, прошмыгнув у меня под ногами, скрылась в норке.

Отдыхающий кот и ухом не повел.

– Можно? – легонько стукнув костяшками пальцев

по дверному косяку, спросил я.

– Входите.

Распахнув дверь, я вошел.

– Я почти готова,- убирая рыжую волну волос под

белый платок, сообщила одна.

– Сейчас-сейчас,- наводя брови, пообещала вторая.

– Ты пришел! – обрадовалась третья.

Их взгляды скользнули друг по дружке и наконец медленно, но неотвратимо скрестились на мне, вопрошая: «И что это значит?»

А я стою и молчу, не в силах вымолвить и слова.

– Он идет со мной!

– Вот еще! Со мной.

– Он хотя и обещал мне, но пусть скажет это сам.

– Ну?! – Девушки требовательно смотрят на меня

из-под насупленных бровей.

Назвать какую-то одну – обидеть двух других. И что за этим последует, не предскажет и Нострадамус. Женщины непрогнозируемы, это вам не график развития мира на пару веков вперед составить, здесь каждый следующий миг окутан тайной, для них самих в первую очередь. Не то чтобы я чего-то опасался, но обижать их не хочется. Они такие милые…

– Вы такие красивые,- кое-как справившись с ды

ханием, выпалил я, любуясь всеми тремя.

Они не похожи одна на другую, но в каждой из них есть что-то, что трудно выразить словами, но неизменно чувствуется сердцем.

Они, несомненно, польщены моим искренним восхищением, но это не умаляет их возмущения моим коварством, оно готово вот-вот вспыхнуть, как степной пожар.