Алексей Зубко - Специальный агент преисподней

Приоткрыв свободный от компресса глаз, я разглядел трактирщика, стоящего надо мной со скорбно склоненной головой и глазами, хватко бегающими по сторонам.

Праведный гнев вспыхнул было в моей груди, но тотчас, не разгоревшись, погас под заботливой лаской подружек.

– Ты чему улыбаешься? – подозрительно поинтересовалась Леля. Видимо, испугавшись необратимых для психики последствий удара.

– Жизни,- загадочно ответил я.

– Да… весело.

– Вы хорошие…

– Нет! Мы лучшие,- улыбнулась Ламиира.

– Ты сможешь дойти до постоялого двора?

– Еще минутку…

– Голова кружится?

– Нет. Понежусь.

– Так он живой,- как-то не очень радостно воскликнул трактирщик и принялся складировать бандитов, предварительно отправляя содержимое их кошельков

себе за пазуху. Нужно полагать, в качестве компенсации за моральный ущерб.

После того как бандиты оказались под замком в подполье – утром их сдадут властям,- я расплатился за ужин.

– Надеюсь, драка как увеселительное мероприятие в счет не входит,- отсчитывая оставшиеся после портного медяки, пошутил я, одноглазо глядя на трактирщика.

На лбу начала набухать шишка, да и подбитый глаз затянуло.

– Совершенно бесплатно,- млея от собственной щедрости, барским жестом отмахнулся трактирщик. И, склонившись к самому моему уху, прошептал:

– Я видел, как вы изволили обратить внимание на Фроську…

– На кого?

– На сиротку.- Он кивнул в сторону конопатой девчушки-служанки, интересующейся богатырями.

– Милое дитя,- не понимая, куда он клонит, ответил я.

– Конечно-конечно,- мелко закивал целовальник.- Послушная… так изволите… я пришлю?

– Что? – Наверное, удар негативно повлиял на мысленные процессы, протекающие в моей голове, поскольку я никак не мог вникнуть – что он там лепечет?

– Прислать на ночь Фроську?

– Зачем?

– Оно очень послушная. Сделает все, что велите.

– И что же я могу ей повелеть?

– То дело не моего разумения. У вас, богатых господ, свои пристрастия.

– Но она еще девочка! – возмутился я.

– К сожалению, нет.-Целовальник шумно вздохнул.- В этом случае ей цена была бы в целый золотой.

От человеческой мерзости и подлости в моей душе вспыхнула ярость.

– Сколько?

– Всего одну маленькую серебряную монетку… это ведь не много за полную ночь удовольствий?

– А если не за ночь? Если ты больше ее никогда не увидишь?

– Но… если труп… все знают…

– Сколько?! – сдерживаясь из последних сил, прорычал я.

– Три! Три золотых монеты.

Расплатившись, я поманил девчушку пальцем:

– Ты пойдешь со мной?

– Да,-отвечает она, бледнея.-Я сделаю все, что велите.

– Что здесь происходит? – вклинилась Леля.

– Кажется, вакансия в его постели на эту ночь уже занята,- сделала вывод из увиденного и услышанного Ламиира.

– Но… но она ребенок.- Ливия с надеждой заглянула мне в глаза.

Словно не слыша их, я улыбнулся перепуганной сиротке:

– Моим девушкам нужна помощница, думаю, ты прекрасно справишься.

Фрося обернулась к трактирщику, который недоуменно вытаращился на меня.

– Он больше тебе не хозяин. Идите.

– Прекрасно! – Подхватив под руку бывшую служанку, сориентировавшаяся в ситуации Ламиира проследовала к дверям – Мне всегда так нравилось, когда

кто-то расчесывает по утрам мои волосы. Ты ведь умеешь?

– Да,- неуверенно ответила Фрося, послушно следуя за длинноногой блондинкой.

– Мы подождем тебя на улице,- сказала Леля.

Ливия немного задержалась у двери, достала из-за спины тяжелую кружку и поставила ее на стол.

– Извини,- одними губами прошептала она и вышла, притворив за собой дверь.

Что она собиралась с ней делать? Я обращаю взгляд на трактирщика и вижу, как в его глазах вспыхивает страх.

– Пощадите. – Он падает на колени.

– Встань!

– Не убивайте…

– Встань!

Он, жалобно скуля, поднимается, ноги его дрожат.

Почему я такой жестокосердный? Почему мне не жалко его?

Его жирные губы лопнули под моим кулаком, корявые зубы пропороли кожу на моих костяшках.

Стряхнув с кулака гнилую кровь, я вышел на улицу, оставив за спиной воющего подлеца, одной рукой прижимающего к груди три золотые монетки, а второй размазывающего кровавые сопли.

По долинам и по взгорьям

Любая дорога начинается с шага через порог, а любая жизнь – с первого возмущенного крика «У-ваа!!!». Так чему удивляться, что по жизни мы идем, спотыкаясь и ругаясь?

Акушер-философ

Утро, как говорится, не задалось.

Не дав выспаться, ни свет ни заря меня разбудил чумазый чертенок, категорически потребовавший доклада о ходе операции. Трясет рогами, а сам при этом подозрительно косится на мою многоцветно разукрашенную физиономию. Я хотел с ним по-хорошему. Но после того как он не внял разумному предложению проведать свою маму, я, схватив его за хвост, пристроил на подоконнике в известную не рыбную и не мясную позицию и перекрестил. Его как ветром сдуло.

Потом появились Леля, Ливия и Ламиира, пришедшие справиться о моем самочувствии, и надежда отоспаться так и осталась в области мечтаний. Поскольку поступить с ними так, как с чертом… Весьма заманчивая идея. По крайней мере, первая ее часть…

Посматривая одним глазом на еще серый, с рыжеватым налетом мир, я поморщился от боли. Возможно, это последствия вчерашнего удара по голове, но я вспомнил, что не люблю вино именно вот за такую головную боль по утрам. Воспоминания по капле, но начинают накапливаться. Надеюсь, этот процесс пойдет по нарастающей.

Скрипнув половицами, вошел вернувшийся из конюшни Добрыня.

Вздохнув, я притронулся к набрякшему под глазом синяку – больно!

Судя по количеству сваливающихся на мою голову неприятностей, с леди Фортуной у меня напряженные отношения. Скажем так, она мне не благоволит. Удивительно, как я дожил до своего возраста? Наверное, все же не всегда капризная хозяйка удачи дефилировала спиной ко мне.

А тут еще я посмотрелся в отполированную до зеркального блеска бронзовую тарелку, непонятно для каких целей оставленную на столе…

Что и говорить, женская душа – сплошная тайна. Да я при виде подобной рожи бежал бы не оглядываясь, а уж подумать о чем-то большем… Тут я, наверное, себе безбожно льщу, и прелестницы ни о чем таком и не думают.

А зрелище действительно не для слабонервных. Торчащие во все стороны волосы, неравномерно обгоревшие, успели позабыть, что такое расческа. Над правой бровью сизый разбухший рубец, глаз заплыл, щека опухла. И ко всему этому – безобразная щетина, которую при самом богатом воображении не примешь за легкую небритость.