Ника Созонова - Никотиновая баллада

Позвонила ее Илона, сообщила, что ждет в Конторе, так как у них сегодня завал, а работать некому. Тэш скривилась — кому охота выползать на ночь глядя, да еще с похмелья? Но возражать не посмела. Уже стоя в прихожей, соизволила наконец обратить внимание на меня.

— Слушай, Мик, у меня для тебя две новости. Одна хорошая. А вторая… даже не знаю — все зависит от того, как ты к ней отнесешься. В общем, так: теперь я совершенно уверена в своем психическом здоровье. Ты не плод моего больного воображения — что не может не вызывать оптимизма. Но с другой стороны… Видишь ли, ты — призрак. Вчера, или нет, это было сегодня — я бухала с одним человеком, похожим на тебя, как две капли из одного бокала с мартини. Он сказал, что у него был брат-близнец по имени Миша, который погиб в детстве. Нет-нет, не отвечай мне сейчас: некогда! Вернусь — поговорим. Чао, милый!

Выпалив все это скороговоркой, она вылетела за дверь — видно, опасаясь моей реакции.

Я остался один, огорошенный, оглушенный.

Я не знал, не помнил, кто я. Старался отогнать даже отголоски мыслей на эту тему — не от неспособности к рефлексии, но из самосохранения. Меня никто не видит? — пустяки, главное — для нее я зрим. У меня нет жизни помимо Тэш, но она, эта самая жизнь, и не нужна мне вовсе. Призрак… Как я могу быть призраком, если я касаюсь ее щеки или руки, и она ощущает мое прикосновение, тепло моих пальцев? Если кот, когда хозяйки нет дома, ласково и доверчиво трется о мои ноги или, вспрыгнув на плечо, уютно щекочет щеку жесткой леской усов? Хорошо, допустим, я какой-то неправильный усопший: не прозрачный, не бесплотный, не выстуживающий окружающих могильным холодом. Но почему, в таком случае, я 'прилепился' к ней, а не ищу того, кто повинен в моей смерти? Если же мне некому мстить, что делает моя душа здесь, на земле, вместо того чтобы отправиться в райские кущи, или на адскую сковородку, или в следующее перерождение (точно не знаю, как там все на самом деле)?..

Я вытащил из валявшейся на подоконнике пачки сигарету и закурил. Призрак с никотиновой зависимостью… Что ж, какой-то плюс в этом есть: рак легких мне не грозит, по крайней мере.

Глубокая затяжка… Выдох. Воспоминания, которые затаились неведомо где, во тьме подсознания или до-сознания, всплыли на поверхность, обрели отчетливость. Их отомкнули, выпустили на волю неожиданные слова Тэш.

…Тут хорошо. Хорошо и тепло, только одиноко. Где-то далеко-далеко что-то происходит, но до меня долетают лишь слабые отзвуки. Покой… Нет, не совсем: покой мог бы быть, если б не голоса. Первое время я слышал голоса матери, отца и брата — они плакали, жалели меня и себя, и мне хотелось сказать им, что все в порядке, попросить успокоиться. И я говорил, твердил, заклинал… но они, кажется, не слышали. Мало-помалу их слезы и голоса отдалились, стихли.

Но был другой, чужой крик — не обращенный именно ко мне, полный жгучего одиночества и тоски. Отчего-то он тревожил, лишал покоя. И я понял, затосковав в ответ, что должен вернуться. Я закричал, вторя родному незнакомому голосу. Кричал всем своим существом, кричал и рвался. Прилагал неимоверные усилия… и что-то стронулось.

Я вернулся.

Она лежала на койке в изоляторе, мечась между бредом и реальностью. Я присел рядом и предложил дружить. Когда она согласилась, я невероятно обрадовался. И радость стерла все, что было в моей голове до этого. А может, это сделал инстинкт самосохранения. Именно он загнал мое прошлое так глубоко, что мне стало казаться — до встречи с Тэш никогда ничего не было.

Сигарета дотлела, и я выкинул ее в окно. Ну и что, в сущности, изменилось от того, что она узнала, а я, наконец, вспомнил? Вряд ли ее отношение ко мне стало другим. Мое — тем паче. Отчего же так свербит внутри, будто лопнула туго натянутая струна и концы ее процарапали сердце? Я хотел бы заснуть сейчас и увидеть дивный сон. А когда она вернется и разбудит меня, долго ворчать по поводу вспугнутого сновидения, потирая розовый след от подушки на щеке.

Но мне не дано видеть снов.

Я вытащил еще одну сигарету и щелкнул зажигалкой.

……………………………………………………………

Ну, какого дьявола я должна тащиться в Контору с больной головой и мерзким привкусом во рту?! Илона пригрозила, что если я не появлюсь там сегодня, то могу вообще больше не появляться. Видно, у них и впрямь полный завал, так как обычно хозяйка относится к моим прогулам намного лояльнее. Пришлось в ускоренном темпе приводить себя в порядок, и, разумеется, вышло не слишком впечатляюще.

В Конторе было действительно многолюдно, душно и шумно. Подстегнутая таким ажиотажем Илона носилась как угорелая. В одной комнате гуляла целая компания. Они гудели давно и разобрали всех девушек. В другой дожидался клиент, к которому меня так срочно вызвали. Отчего-то я ни секунды не сомневалась, кого увижу. Нет, у меня хватает постоянных клиентов — но вряд ли кто-то из них согласился бы прождать целый час. А еще есть такая штука, как пресловутая женская интуиция. Поэтому, войдя в комнату и даже не рассмотрев в полумраке человека, сидевшего в кресле, я бросила:

— Я к вашим услугам, Дар. Простите, что заставила себя ждать.

Илона фыркнула — мы редко обращаемся к клиентам на 'вы': обстановка не располагает к высокопарности и расшаркиванию.

— Наташа, мне казалось, мы уже перешли на 'ты'. Или что-то изменилось со времени нашей последней встречи?

Я пожала плечами. Не объяснять же, в самом деле, с каким трудом дается мне каждое 'ты', обращенное к этому человеку. Ну, не располагает его внешность к панибратству, да и манеры тоже.

— Я забыла, прости.

Из соседней комнаты донесся дикий поросячий визг и звон разбитой посуды. А затем подвывания — так умел всхлипывать, по-ребячески горько и тонко, только Артем. Илона тут же устремилась выяснять, что произошло, а Дар брезгливо поморщился.

— У меня к тебе предложение. Если ты не против, пойдем отсюда. Я знаю неплохое кафе неподалеку. Все будет оплачено в том же размере, как если бы мы оставались тут, так что твоя хозяйка может не беспокоиться.

— А ты никак влюбился в меня, если вместо траха предлагаешь провести романтический вечер! — Когда я сильно обескуражена, от сдержанной вежливости меня может запросто перебросить к хамству.

Тут же мне захотелось спрятаться от его взгляда — забраться глубоко под одеяло, как в детстве — от ночных кошмаров и жутких сказок. Но сейчас это был не страх, а нечто другое. Будто я виновата в чем-то очень постыдном, и об этом знает лишь он один. Но не обвиняет, а сочувствует, и от его сочувствия на душе муторно и тоскливо.

— Я понял. Прости, что отвлек и вытащил из дома. Беру назад свое предложение.

Он поднялся с кресла. Сейчас он уйдет, и хозяйка наорет на меня, что я совсем распустилась и хамлю престижным клиентам. Да и не в этом дело! Черт с ними, с нотациями, но терять такой яркий экземпляр гомо сапиенс весьма обидно.