Юлия Игнатова - Хранитель

— Дело говоришь, мужик! — утвердительно выкрикнул бородач.

Лаер не ошибся, человек с окружением. Должно быть купец. И его окружение спеша высказать почтение хозяину столь же горячо поддержало Лаера.

Так, тяжелой артиллерией запаслись. Ирте взял на себя задние и угловые ряды, откуда Лаера было плохо видно, и постоянно и незаметно перемещаясь, одобрительно выкрикивал на призывы Лаера, воспламеняя души простого люда, не слышавшего слов Хранителя, красочным пересказом вдохновленной тирады Лаера. В середине работал Смотритель. Цепная реакция уже начинала свое действие. Работаем дальше. Передние ряды.

— Да кто они такие? Они знают, что такое война?! — Лаер выделял тех, кто нервозно что-то теребил в руках или жадно искал взглядом встречи с ним. И зажигал их сердца страстной, пламенной речью. — Это не борьба государств, это повальная резня во имя кучки жалких сволочей — сильных мира сего. Погибают люди, и вода в реках становится алой, слышен детский плач, а землю окропляют слезы матерей. Война — время торжества грифов, а не справедливости. И когда она заканчивается, нам, покалеченным людям, вбивается мысль о нашей победе или проигрыше, о нашей заслуге или вине. И мы воспринимают это на веру. Потому что мы люди! Мы испытываем боль! И тогда менее всего способны на трезвые рассуждения!

Голос к концу фразы стал пронзительным и сорвался. Великолепный эффект. Лаер оценивающе пробежался взглядом по толпе. Он достигает пика. Народ одобрительно шумел выкрикивая отдельные фразы. Стоя тут на помосте, он мог видеть всю толпу, которой казалось даже стало больше.

Ирте не давал расходящемуся и набирающему обороты стадному инстинкту погаснуть на концах. Смотритель подхватывал на середине. Лаер поработал и в центре, и на передние ряды, плачущие горячими слезами восторга и одобрения.

Толпа, самая бездумное и самое грозное оружие. Чтобы удержать и направить ее нужно недюженное мастерство. Этот храмовик, бесспорно, обладал им, но ему не хватало практики, и поэтому он сейчас стыдливо жмется между столбами пытаясь затеряться от ненависти, обжигающей со всех сторон.

Лаер поймал его взгляд и хищно блеснул зубами. Снова обратил обличающий взор к толпе.

— Чего же хотят Храмы?! Что они хотят после того как сжигали наших детей с "богомерзкой" магией? Что они хотят, после того как отнимали смысл нашей жизни тыча в них пальцем и называя порождениями Фесы? Так почему же эти самые "порождения" могли вылечить маги? Уж не потому ли, что Храмы стали терять свое влияние, больше говоря, чем делая? Уж не потому ли что Храмы стали забывать в отчаянной алчности свой истинный смысл — нести волю Алдора, а не собственные заблуждения калеча нас, и наших детей?!

Толпа согласно застонала. Учитывая, что основной контингент составляли люди старше сорока, а также дедушки и бабушки, все еще помнящие массовую идеологию Храмов об умерщвлении магически одаренных детей, Лаер бил в болевые точки. Точно, метко, не оставляя шансов. Стража попыталась его снять с помоста, но была сметена гневом толпы.

Лаер стал обожаемым лидером, не страшащимся говорить правду. Не страшащимся обличить гнусные замыслы Храма.

И он повел их к центральному Охраму. Люди со страстью колотили в запертые двери, уродовали изукрашенные лепниной стены, и кричали, кричали, кричали…

А довольно улыбающийся Хранитель стоял позади, незаметно оттирая кровь с пальцев. Поутру, когда одурманенные жители сбросят манипулирующие оковы великолепно построенной игры Хранителя, то ужаснуться что посмели осквернить дом Всевышнего, и смиренно пойдут испрашивать прощения. И Храм взыщет с них немалую цену. В том числе и за верещавшего с помоста храмовика, сердце которого пронзил короткий метательный нож, когда Лаер соскакивал с помоста, спеша направить праведный гнев жителей на виновников всех бед.

И разумеется его начнут искать. Точнее не его, а сорокалетнего светловолосого и голубоглазого мужчину. И никогда не найдут, потому уже через полчаса он прекратит свое существование.

— Великолепно, Лаер. — Позади неслышной тенью замер Ирте. — Ты становишься все лучше и лучше.

Уна глядела на него со смесью страха и восторга. Пряталась за спиной утомленного Смотрителя. Слышала каждое его слово и подчиненная влиянию толпы прониклась пропитанной ложью речью Хранителя, ради забавы обернувшего игру храмовиков против них самих.

Скапливалась стража, но что она могла сделать против столь ярого запала? Хотя и пыталась, но большей частью ждала подкрепления.

В безумной ярости обуявшей толпу никто и не заметил, как почти одновременно растаяли призрачные маски путников.

Вечерело. С неба мелкой тающей крупой снова посыпался снег. Отойдя довольно далеко от центра, завернув на торговую улицу путники прикупили одежду. Оплачивал Лаер, натянувший капюшон до самого носа, а снова помрачневший Рийский очень тихо сказав пару слов купцу отпускающему товар, просто взял то что ему приглянулось.

Смотритель кинув монету купцу обрядился в черную короткую меховую куртку. Лаер выбрал три пары перчаток, одни из тонкой кожи, и две из дубленной, с шерстяной подкладкой. Натянул на голову Уне вязанную шапку и кинул ей в руки песцовый кожух. Девушка рассеянно смотрела на Хранителя, без слов выложившего один золотой и уже направившегося к башмачнику.

Рийский действовал по старой схеме заставив и башмачника побледнеть и в страхе отвести глаза. Хранитель все так же молча усадил девушку на колченогую табуретку, требовательно протянул руку продавцу тут же давшего ему роскошные, расшитые бисером красные сапожки с невысоким каблучком. Хранитель брезгливо выронил их.

— Проще и удобнее.

Башмачник кивнул и нырнул за прилавок. Лаер стянул хлипкие с почти протертой подошвой башмаки с Уны, и одел принесенные башмачником высокие с частой шнуровкой кожаные сапоги. Уна рассеяно ощущала как ноги растворяются в меховом рае.

— Как? — исподлобья взглянул на нее Лаер.

— Дорого наверно? — с печалью, шепотом произнесла Уна.

Лаер закатил глаза, кинув четыре серебряных башмачнику, оплачивая и выбранные для себя сапоги.

Как только путники покинули торговую улицу, направляясь к северным воротам, Лаер начал зло выговаривать Ирте.

— Ты можешь проще себя вести? Мы зачем ипостась меняли, идиот ты эдакий? Что ты воду мутишь? С таким же успехом могли войти в город как Хранитель и влиятельный разбойник.

— Ох, игру я тебе порчу, да? — сорвался Рийский. — Чтоб ты знал: сейчас у меня нет никакого желания бочком двигаться вдоль забора, опасаясь, что кто-то меня заметит. А ты не выеживайся. Люди и так давно косо смотрят на Иксилонского Хранителя. А если бы еще и в компании ренегата увидали… Так что затухни и шифруйся дальше.