Юлия Игнатова - Хранитель

Как же ему все это надоело! Просто поперек горла. Взять бы семью, да и уехать куда-нибудь подальше. Но он не мог, он увяз во всем этом слишком глубоко, и нужно понять, захочет ли он продолжать тонуть, или это окажется лишь болезненный проход к действительно новой жизни, о которой вещают Храмы…

Встречные, что Воины, что храмовики, отвешивали раздраженному до крайности Лаису глубокий поклон. Лаис быстро пересекал множественные путаные коридоры, наконец, дойдя до заветной двери.

Старейшины, в белых одеяниях, что полагались носить в особых торжественных случаях, все, как один повернулись в сторону вошедшего.

— Что празднуем? — хмуро поинтересовался Лаис, неторопливо и элегантно прошествовав к длинному столу, занятому старейшинами и опустился за пустующий стул во главе стола, давяще глядя на Рейнеса в противоположном конце.

— Победу. Ведь прибыл ты с радостной вестью. — Торжественно ответил Главный Настоятель и глава Высшего Совета Храмов.

Ишь, разбежались как.

— Сегодня Алдор был милостив и не позволил мне прервать жизнь одного паскудства… — Лаис был весьма удивлен удовлетворением родившемся внутри него. Удовлетворением, которое очень походило на злорадство.

Рейнес побледнел, но мгновенно взял себя в руки и ласково обратился к Лаису:

— Так, стало быть, не пришло время вершить праведный суд над оным порождением Фесы. Ты сможешь его отследить?

— Он в изоляторе.

По ровным рядам Старейшин прокатился осуждающий ропот. Лаис едва сдержал усмешку. Ох, эти Старейшины! В обители света находится плененное порождение мрака. Да как Лаис посмел притащить сие отродье и осквернить тем самым дом божий?.. Ай-ай-ай!

Ведут себя будто святые и ярые богоугодники и богопоклонники, право слово! Чего уж смеяться-то? Хотя, старческий маразм, надо делать скидку — все-таки это болезнь. А на болезных обижаться грешно. Рейнесу заявление Лаиса тоже весьма не понравилось, но он был все же похитрей и погибче заносчивых Старейшин, оттого и являлся Настоятелем.

— Что ж, сын мой. Поскольку ты главное орудие и надежда нашего великого Создателя в грядущем Часе Расплаты, я осознаю, что остановило тебя праведное желание не осквернять свою длань в крови погани. И ничуть не осуждаю. Прими же благодарность нашу, испив бокал вина…

Рейнес щелкнул пальцами, и от тени стены отделился служка и, поставив перед нахмурившимся Лаисом красивый резной деревянный кубок, наполнил его до краев пьянящим храмовым вином — высшее проявление почести.

Лаис кивнув, придвинул к себе кубок и поднес его к губам, скользнув взглядом по бесстрастным лицам старейшин. Никто из них не выдал нервозности. Однако Лаис больше доверял своей интуиции, и быстро вытянув из-под ворота серебряный знак Алдора на цепочке, окунул его в "благодарность Храма".

Серебро почернело.

Кубок выпал из презрительно разжатых пальцев.

— Хм, вероятно благодарность ваша будет излишней, — усмехнулся Лаис брезгливо стряхнувший капли отравленного вина с мыска сапог.

— Лаис, подожди… — привставший из-за стола Рейнес даже в лице не изменился.

— Вы же не хотите равноценной ответной благодарности, господин Настоятель? — с угрожающими нотками поинтересовался Лаис, достигший дверей.

— Лаис, все выглядит не так…

Он неторопливо пересекал коридоры. Не вяжется у него в голове этот ход Старейшин. Отравить его? Они подозревали, что Лаис не сможет убить брата? Едва ли… Утром Лаис был твердо уверен, что никто не помешает ему прервать жизнь Лаера. Он так ненавидел и презирал его. Столько всего знал, что приравнял его к бездумным, кровожадным порождениям ночи… Но вопреки всему, Лаер остался почти таким же, каким его помнил Лаис. Та же надменность, высокомерие, отчужденность за которые малой прежде прятал страх и неуверенность. Только сейчас он прятал что-то еще — из головы Лаиса все никак не шел тот пронзительный, переменчивый взгляд Хранителя, когда он смотрел на иллюзию Таланта. Не мог Лаис перерезать ему горло, глядя в такие похожие, такие знакомые глаза… И Лаис понимал его. Не прощал, но понимал. И до того момента был абсолютно твердо уверен что эта паскуда, сеющая смерть в неограниченных количествах, никогда не остановится, что выход лишь один… Но лишь до того момента. Он узнал в Хранителе позабытого, похороненного под грузом смердящих рассказов и сведений брата. Родного мелкого… Эгоистичного, высокомерного, но достаточно умного, гордого, и как оказалось, близкого не смотря ни на что… И Лаер признает, что ему нужна власть. Признает в отличие от… Или они заметили сомнения Лаиса? Тоже маловероятно, Лаис сдерживал себя. Ну, может лишь ирония проскакивала в его речах, но они к этому привыкли. Лаис всегда высказывался ядовито, даже будучи абсолютно преданным идеям Храма несколько лет назад. Это не могло быть стартом для подозрений.

— Лаис!.. — Рейнес догнал его и шел рядом.

Абсурд.

— Поведай мне, откуда этот меч?

Догадка вмиг заморозила сердце Лаиса.

— Я говорил, что он был дарован мне милостью нашего небесного Отца. — Не сдержав едкой нотки, напомнил Лаис.

— Но так и ни разу не объяснил, при каких обстоятельствах… — несмотря на тон собеседника, Настоятель остался убийственно вежлив.

— Так ли это важно? — искоса посмотрел на него усмехнувшийся Лаис. — Я выполнял волю милосердного Алдора, и мне за это воздалось в полной мере. Как, например, сейчас. Знак Алдора уберег меня от непростительной ошибки — доверия.

— Послушай меня, юнец. — Бархатный голос Настоятеля стал скрипучим от усталости. — Никто из Совета уже не верит в твою избранность. А вера — единственное, что выведет заплутавшие души из дебрей мрака. Насколько я знаю из своих долгих наблюдений за жизнью Хранителя, яд не причинил бы тебе никакого вреда. Зато сколько уверенности он вселил бы в сердца наших братьев!.. Уверенности, что нас ведет действительно наследник великого Алдора не подвластный мирским тяготам и невзгодам!

Лаис скривился. Значит и Рейнес теперь знает о Связующем обряде, и даже решил облагородить Лаиса. Странно, учитывая, что если Настоятель знает об исходе обряда, то должен знать и сути его проведения. А эта самая суть противоречит всем храмовым канонам. Не питает к нему такую большую любовь Рейнес чтобы пренебречь святой обязанностью — окрестить Лаиса нечистью и подвергнуть гонениям, несмотря на высокое положение. Остается один вариант, почему Рейнес молчит перед дряхлыми сноба в Совете… И эта причина окончательно переломила ход мыслей Лаиса.

— Сын мой, я понимаю, что ты утомлен, поскольку несешь бремя ответственности большее, чем все мы, но все же я не могу найти достойного оправдания сохранения жизни паскудству Фесову.