Лана Туулли - Алхимик в Пустыне

Почувствовав себя котом, Рыжик потоптался по гладкому надкрылью Золотой Жука, зевнул, потянулся и, расправив крылья, неспешно поднялся в воздух. Он клацнул клювом, заигрывая с аистом и беркутом, отважно сражающимися с начинающейся песчаной бурей. Сделал небольшой круг над головами претендентов, выискивая, с кем бы поиграть. Чаще всего на курлыканье грифона реагировала гидра, но вот уже несколько часов ее нигде не было видно — наверное, забилась под какой-нибудь выступ, пережидая полуденный зной, да и отстала. Кроме гидры на грифона частенько клацали челюстями джорт и сфинкс — джорт, как увидел Рыжик, подлетев ближе, упрямо карабкался на скалы, шипя и агрессивно хлеща хвостом. А сфинкс…

Сфинкс появился неожиданно, всего лишь на пядь разминувшись с плотным оперением грифоновых крыльев. Он зашипел, скаля зубы, и грифон поспешил ответить, поднимаясь передней частью тела для атаки — одновременно бритвенно-острым клювом и когтистыми лапами. Как показали первые же секунды столкновения, у грифона было больше возможностей для воздушных хитростей — обладающий слишком тяжелым телом сфинкс быстро потерял высоту. Он спланировал вниз, зло посматривая на соперника и явно обещая выбрать более удобный случай для сведения счетов…

Гордый собой, Рыжик ловко подхватил ящерицу, флегматично наблюдающую за нашествием на ее родные скалы пришлых незнакомцев, взлетел на скальный выступ и устроился на ужин, одновременно разделывая добычу когтями и наблюдая зорким оком за возможными конкурентами.

Серое рваное облако, возникшее позади активно передвигающегося потока существ-претендентов, не вызвало у грифона никаких дурных предчувствий. Подумаешь, ветер, подумаешь, песок…

Когда же ветер усилился, нагнал последние ряды существ-претендентов и в секунду «проглотил» несколько отстающих зверей и птиц, Рыжик насторожился. Поднял мягкие, как тряпочки, уши с кисточками, прислушался и решил увеличить дистанцию между собой и возможными неприятностями.

Неприятности как будто ждали подобного решения.

Ветер усилился, поднявшись над Новым руслом черным жадным смерчем; поднял ввысь и смял виноградник мэтра Аэлифарры, выломал крылья некоторым пичугам — бедняги, выброшенные в разные стороны, огласили ущелье жалобными криками. Но самум, будто подстегнутый страданиями жертв, набросился с новой силой — теперь уже на джорта.

Уродливое создание издало глухой рык, развернулось и с ловкостью, недоступной ни акробатам, ни кошкам, рвануло вверх по отвесной стене ущелья. Джорт извивался, как дождевой червяк, ловко цепляясь когтистыми лапами за малейшие трещинки в скале; он шустро маневрировал, избегая встречи с потоком сзбаламученной песчаной взвеси. Почти добравшись до верхнего края скалы, он спрыгнул — как белка, раскинув лапы в стороны. Благодаря отчаянному прыжку песчаный смерч потерял цель, сбился с направления и, вместо того, чтобы напасть на прочих перепуганных существ, зажатых в каменном ложе Дхайят, двинулся куда-то на плоскогорье.

Грифон рискнул опуститься, посмотреть, не найдется ли для него еще какой добычи. Добил покалеченную чайку, наскоро выхватил кусок сочного мяса, и только тогда дерзнул приблизиться к джорту. Не то, чтобы полуящер-полугоргулья считался у Рыжика "подходящей едой", а просто любопытно стало.

Джорт, тяжело поводя боками, оскалился. Шваркнул хвостом — видимо, от горгулий он унаследовал каменную, особо прочную кожу, но никак не мирный нрав. И Рыжик, застенчиво повиливая львиным хвостиком с кисточкой, поспешил откланятся. Тем более, что Золотой Жук, не заметивший нашествия песчаной бури, уже успел вернуться на нужный маршрут и тяжело поскрипывал сяжками, вытягивая ноги из каменного крошева.

Грифон взлетел, покружил над Жуком и пристроился на ранее облюбованное место, на жесткой спинке, запустив когти в хитин магической твари.

Белый умбирадец, испуганный напором ветра, встал на дыбы, заржал, а потом бросился вперед. Он перескочил через тело задушенного песком ташуна, через погибшую виноградную лозу и устремился следом за Золотым Жуком. Через несколько десятков шагов на широкую лошадиную спину запрыгнул оборотень — вернее, буренавец, так долго мозоливший лапы о каменистую почву Пустыни, а теперь решивший, что хватит с него приключений. Возмущенный присутствием чужака, конь вхрапнул, оскалился и сделал попытку сбросить нахального всадника.

— Ну же, не будь сволочью! — взмолился буренавец, вцепившись в конскую гриву. — Выноси, родимый! Пошел, пошел!!..

Конь сделал несколько прыжков, убедился, что человек с волчьим запахом падать не собирается, и рванул быстрым галопом — в надежде, что от бешеной скачки тот сам свалится.

Вперед, только вперед! По камням и почве, которая тверже камня, увязая в песке, перепрыгивая через валуны и вскарабкиваясь на рухнувшие глыбы! Мимо разрушенных временем остатков человеческих строений и мимо гнезд равнодушных змей, провожающих чужаков немигающим взглядом. Мимо песка, мимо скал, мимо… мимо…

— Тпру, родимый! — попробовал остановить умбирадца жульничающий Участник-претендент. Конь тряхнул мордой, а чуть позже весьма благосклонно ответил на просьбу человека повернуть к еле заметной тропинке, уводящей вверх на скалы. Некоторое время умбирадец чувствовал себя козлом, отыскивая путь в нагромождении каменных обломков; оборотень спешился и повел коня за собой, подсказывая, куда поставить ногу, уговаривая, что дорога не так крута, как кажется, и что повернуть назад… в крайнем случае упасть (о боги, что за высота! Брр…) всегда успеем.

Совместный разум коня и человека победил. Когда умбирадец ступил на занесенное песками плоскогорье, оборотень, через слово вспоминая родителей всех тех, кто убедил его принять участие в этих ненормальных, родственных огородным растениям гонках, перекинулся в волка. Принюхался, отыскивая возможное присутствие человека. Так, надо ехать на запад…Эй, ты куда побежал!

Белый жеребец презрительно фыркнул, издеваясь, и прибавил шагу, оставляя прихрамывающего, измотанного путешествием оборотня далеко позади. Он бежал — куда? Ах, не задавайте лошади подобных вопросов! Он бежал, перепрыгивая песчаные груды, стуча подкованными копытами по выветрившемуся камню, бежал, бежал, соревнуясь с ветром, Пустыней и собой…

Пожелав коварному коню колючек в хвост и репьёв в гриву, оборотень заковылял на запад, в направлении уходящего в кроваво-красный закат солнца. Мучительно хотелось пить; в волчьей шкуре было немного легче, но зато мучала жара, песок, забившийся глубоко в шерсть, мучительно ныли лапы… Брр… Не было у буренавца забот — захотелось поймать Судьбу за хвост! Эх, кто ж знал, что судьба так вывернет…