Лана Туулли - Алхимик в Пустыне

Матушка Любомарты как где-то в предместьях Луаза начала благодарить алхимичку и гномку за их чудесное спасение, так и продолжала. Вот уже третий час подряд. Без перерыва на перекус — Любомарта, которой требовалось восстановить силы после учиненного в Луазе побоища, без спросу схватила котомку, которую приготовила Напа для Фриолара, и с шумом сожрала все припасы. Опять же, первое впечатление о Ханне, матушке Любомарты как женщине почтенного возраста, не подтвердилось: ей было от силы лет пятьдесят пять-шестьдесят. С гномьей точки зрения — вообще не годы. Но было что-то такое противно-старушечье в этой маленькой, согнутой, сморщенной бабке с хитрыми маленькими глазками, сжатым в гузку ртом, закутанной в старую собачью шубу…

Раз уж зашел разговор об ошибках первого впечатления, следует сказать, что к Буренавии Любомарта и ее мать имели весьма далекое отношение. Или близкое? Другими словами, они всего-навсего жили в деревеньке, которая располагалась на полпути между кавладорским Тьюссом и буренавскими Чудурами. Что понадобилась деревенским «красавицам» в Луазе, а вернее, в Аль-Торазе, куда их любезно пригласила довезти Далия, бабка обещала рассказать, и вот… выполняла свое обещание. Третий час подряд.

Далия громко всхрапнула, резко уронив голову назад. Очнулась. Обвела сгустившийся сумрак в карете полубезумным взглядом. Увидела Любомарту. С густо подведенными сажей бровями, чуть размазавшимся свекольным румянцем, щечками, за которыми хранились еще не до конца пережеванные пирожки, соломенной косой, которая никак не хотела возвращаться на законное место и упорно не привязывалась к собственной кургузой косичке девушки. Перевела взгляд на стеклянный фонарик, висевший над Напой. Вслушалась в бормотание бабки.

— А потом-то ясно стало, что корова-то была не моя! Не моя, а мужа моего четвертого, который от лихорадки помер! Ой, смеху-то было! А ведь и кошку я зря гоняла! Обычная приблуда была, а я уж думала, оборотень! Пришла, на перину упала, кричу: доча, доча, спасай, маму рыси съели!.. Она, конечно, прибежала, рученьки белые заломала, и плачет, и плачет, аж сердце мое разрывается…

Далия глухо застонала и снова сделала вид, что спит.

Впрочем, рассказчица в слушателях не нуждалась.

— Племянник, брата моего сын, пришел, меня за руку взял, говорит: прощайте, тетушка, мы вам на могилку редьку посадим, или горчицу какую, чтоб цвела пользительно, я-ить помирать-то и приготовилась…

Напа зачеркнула слово тишины , и исправила:

…пользуясь минутой относительного спокойствия, я спешу сообщить, что мы с Далией живы, спешно сбегаем от возможных преследователей, теперь готовимся к попытке вооруженного грабежа со стороны шумеретских разбойников, а в остальном — всё замечательно.

Пожалуйста, проверь кладовки ресторации. Все кладовки. Если сразу их не сможешь обнаружить — список и карту с инструкциями я спрятала в своей комнате, шестой тайник в левой стене. Только будь осторожен — я, когда делала тайник, экспериментировала с пружинами и самострелами. У меня почему-то на сердце не спокойно, так и кажется, что в кухне или около нее может случиться какое-нибудь печальное недоразумение…

Как чувствует себя Айра? Скажи ему, что я скучаю. На самом деле сапиенсологические выверты Далии не дают мне возможности поскучать по-настоящему, но Айре скажи, что я очень соскучилась. Если он не ответит, что тоже ужасно хочет меня увидеть, воспользуйся молотом из коллекции.

Не забывай кормить Черно-Белого Котика. Ты знаешь, что тебя ждет, если он вдруг за время моего отсутствия похудеет хотя бы на пол-унции. Привет Джое. Ну, и всем остальным тоже.

С сердечным приветом — твоя сестра Напа Леоне.

Уже стемнело, и Фриолар перестал гнать «лошадей». Дорога шла в горы, не хватало только по собственной глупости съехать в какую-нибудь пропасть.

Он вглядывался в окрестности, не мелькнет ли где огонек постоялого двора. По плану сапиенсологини, который Фри-Фри так опрометчиво утвердил, предполагалось остановиться на ночлег в каком-нибудь людном месте, а к полуночи тихо слинять, оставив карету, «лошадей» и девицу в розовом сарафане в качестве утешительного приза тому, кто вдруг последует за Далией и Напой. И очень хорошо, что к Любомарте прилагалась ее бабка в собачьей шкуре — если не придираться, то издали она чуть-чуть была похожа на Напу. Конечно, Напа — красавица, особенно по гномьим стандартам, а бабка — тьфу, но преследователей, хоть на некоторое время, можно сбить со следа…

О том, зачем Далии понадобилось прилагать столько усилий, чтобы замаскировать их путешествие в Эль-Джалад, Фриолар предпочитал не думать. Даже для его тренированного мозга это была слишком серьезная проблема. Почти как деление неопределенно большого числа на ноль.

Нет, ну где же постоялый двор? То встречались через каждые две лиги, то ни одного… А он, признаться, проголодался…

Вместо гостиницы за очередным поворотом обнаружился мэтр Виг. Старик левитировал над дорогой, высматривая своего подчиненного и прилагающихся к нему дам; при виде кареты он с радостным клекотом спикировал к Фриолару.

— Алхимия! Выручай!..

— Тише, мэтр, пожалуйста, — Попросил Фриолар. И объяснил драматическим шепотом: — у нас в карете две особы, которых Далия обрабатывает новейшими сапиенсологическими методиками.

— Да дрыхнет твоя алхимичка, что ты мне голову морочишь? — возмутился Виг. — Выволакивай своих подружек и быстрей в Башню, мне нужно, чтобы ты кое-что сделал.

— Я готов, мэтр, — Фриолар сложил поводья, и карета начала терять скорость. — Только… Чтоб усилия мэтрессы не пропали даром, скажите, можете ли вы… — и зашептал на ухо волшебнику одну идею, которую обдумывал вот уже который день.

— О чем разговор! — захихикал Виг. — Сейчас сделаю! Смотри!..

Экипаж остановился посреди каменных валунов. Вдруг, без предупреждения, дверцы кареты резко распахнулись и два страшных зверя — что-то наподобие гигантской черной обезьяны — выхватили со скамейки спящую Далию и задумавшуюся над письмом Напу, и утащили прочь, за каменные груды. Те даже не успели вскрикнуть.

А Любомарта успела.

Она визжала, визжала и визжала, потом, когда поняла, что матушка поддерживает, передоверила визжать ей, и лишь иногда издавала особо пронзительные звуки, перепугавшие всю горную живность на многие лиги вокруг.

Спустя некоторое время, почувствовав неприятное жжение в перетруженном горле, Любомарта замолчала и, после долгого размышления, рискнула выглянуть из кареты.

Вокруг были камни. Тишина. Летняя ночь. А от страшных чудовищ, как и от недавних попутчиц, не осталось даже воспоминания.