Цокто Жигмытов - Хроники Земли Простой

Дам Баа при виде дракона тупо упал ничком на землю.

Микки Спиллейн застыл, словно соляной столб и заворожено смотрел, как дракон, стремительно набрав высоту, по выверенно-точной траектории спланировал вниз, прямо на юного владетеля Бленда. В голове Микки страх отсутствовал напрочь. Было ощущение вопиющей несправедливости всего происходящего, слегка притупленное голодом, жаждой и усталостью, но страха не было. Лишь когда дракон приблизился настолько, что стало отчётливо видно, какой он громадный, какое холодное выражение застыло в его немигающих глазах, бывший Король гномов зажмурил глаза.

Так, стоя с закрытыми глазами, он услышал какой-то мощный шелест — вероятно, от складываемых крыльев. Затем чей-то низкий и могучий голос произнёс:

— Здравствуй, дорогой.

Дам Баа приподнял голову, увидел, что эти слова произнёс дракон и что обращается он при этом к Микки Спиллейну. "Великий Су…", — подумал он и потерял сознание.

Предположим, что мы можем видеть глазами птицы. Пусть это будет какая-нибудь достаточно солидная птица, способная лететь плавно и величаво, но пусть эта солидность не мешает ей, если надо, перекувыркнуться прямо в воздухе. Под эти требования вполне подойдёт грач. Ещё пусть наш грач летит над Южной Вентаной на высоте, которую легкомысленные люди несколько расплывчато именуют высотой птичьего полёта (ибо человек серьёзный непременно поинтересуется, какая именно птица имеется ввиду, ведь любому ясно, что у пингвина и орла высота полёта значительно отличается. — Прим. авторов).

И мы скользим в захватывающем дух полёте, поскольку не забывайте, мы видим глазами грача! — а под нами расстилается обширный лес. Это Шельдская дубрава, величественная и от этого немного мрачная, но поскольку для грача всякая величавость — пустой звук, мы тоже ею пренебрежём.

Но вот лес прерывается блескучей лентой реки, и взгляд наш начинает скользить на север, вдоль посверкивающей синевы Шельда. И мы видим небольшую усадьбу на берегу. И она вырастает в наших глазах, и это вполне нас устраивает, поскольку мы стремимся именно туда.

Подлетев поближе, мы видим, что усадьба эта внешне не примечательна ничем.

Потемневшие от времени стены, дверь, маленькие затянутые слюдой оконца, крыша, труба. Как по заказу, именно в это мгновение в дом заходит мужчина, надо полагать, обитатель этого дома. Давайте же покинем тело грача, столь любезно послужившее нам, и следом за мужчиной зайдём в дом.

Внутри дома тоже ничего особо примечательного не наблюдается. Печь, стол, лавки, сундуки и топчан.

Значит, что-то мы пропустили. Давайте ещё раз.

Стены, печь, стол, топчан.

Стоп. Вот оно.

Топчан.

На топчане лежит человек. Грудь у него перетянута тугой повязкой. Сквозь белый холст перевязки проступают бурые пятна.

За окном кричит грач.

Человек открывает глаза.

в которой наши герои разговаривают с драконом и узнают много нового, в том числе о некоторых особенностях мышления драконов, а также о том, как они вообще смотрят на жизнь; кроме того, в этой главе читатель становится свидетелем весьма знаменательного события

— И всё-таки… — Ниса Намлок подбросил в камин ещё одно полено и задумчиво повторил, — и всё-таки у меня из головы этот случай нейдёт.

— Ага, ага, — многозначительно подтвердил Паза Скроллок и снова наполнил рюмку.

— Даже если допустить, что это нелепая случайность… — и магистр тяжко вздохнул, — но мы как раз не имеем такого права.

— Эт-точна, — согласился Скроллок и снова наполнил рюмку.

— Даже если у нас будет всего лишь намёк на угрозу, мы обязаны быть готовы к принятию всех необходимых мер, вплоть до производства живой воды в промышленных масштабах.

Пазу Скроллока упоминание о живой воде озадачило. Он даже перестал наполнять очередную рюмку и посмотрел на магистра. Тот толкал в камин очередное полено, и лицо у него было вдохновенно-удовлетворённое. Было похоже, что магистр процитировал давно полюбившееся ему высказывание, которое ему весьма хотелось привести при удобном случае, да вот случай представился только сейчас. Впрочем, возможно, это были всего лишь отблески пламени.

— Чеоы ва-алнуетесь? — тяжко шевеля языком, сказал Скроллок. — Шта лли всякий Претендент-т до конца проходил Инициа… Ини-ци-а-циу… ю? Да ннну…

— Так-то оно так, — вздохнул магистр, — но только ведь два Поступка он уже совершил.

— Не знаю, — сказал дракон. — Не знаю, что на меня нашло. Просто морок какой-то.

Вид при этом дракон имел весьма смущённый, что, вообще говоря, выглядело весьма внушительно. Впрочем, возможно, эта внушительность проистекала из общей внушительности дракона. Базис, так сказать, и надстройка.

— Просто показалось, — продолжал меж тем дракон, по-прежнему имея смущённый вид, — что я вижу перед собой своего бывшего друга. Ну, я и обрадовался.

— М-да… — сказал Хромой Сом. Эта была единственная озвученная реакция потрясённой публики.

— А почему вы говорите "бывшего"? — спросил Микки, который в силу своей несложной душевной организации быстрее других (читай — сразу) справился с душевным потрясением (читай — не ощутил никакого потрясения).

— Ну, в последние двадцать лет он что-то перестал ко мне обращаться.

— А может он обращался, просто вы не заметили? — спросила Белинда.

— Да нет, — печально сказал дракон. — Я бы почувствовал.

Наступила тишина. Прошло уже пять секунд, но, по счастию, Хромой Сом не дал ей превратиться в неловкую паузу.

— Да, — сказал наконец Хромой Сом. — Не очень-то по-дружески с его стороны.

И снова наступила тишина. Отметим, что Бэйб, Бойб и Буйб тоже находились в зале, но, глядя на дракона, предпочитали не отсвечивать и вели себя подчёркнуто скромно.

В сторонке послышалось деликатное покашливание. Однако, несмотря на всю его деликатность, было в этом кашле нечто такое, что заставило всех посмотреть в эту самую сторонку. Там стояли Эрдэ Гор и Дам Баа собственными персонами.

Небольшое, но обязательное отступление. Пора бы уже описать нашему читателю место действия (не в смысле, что читатель его должен описать, а что пора бы уже авторам самим это сделать, ибо. — Прим. авторов). Разговор с драконом происходил в актовом зале университета. Отличное было место. Затхлое, полное остатков былой академической роскоши, и довольно просторное. Именно по причине просторности на разговоре в актовом зале и настоял Аристотель. Тьфу ты. Вот еще одна вещь, о которой уже давно пора сообщить читателю.

Дракона звали Аристотель. Во всяком случае, он представился именно так. Великолепная особь, двадцать два шага длиной, около трех метров в холке и довольно разговорчивая.