Кассандра Клэр - Draco Veritas

— Мечи, копья, топорики, булавы, самострелы, кинжалы, — я коллекционирую старинное маггловское оружие, — пояснил Виктор, невольно заставив Гарри представить картину «нападение на Вольдеморта с томагавком». — Бери всё, что понравится.

— У меня есть меч. Уже.

— Возможно, одним мечом не обойдёшься, — сдёрнув с вешалки красный плащ, Виктор вышел из кабинета.

* * *

— Кровь на воде, — меланхолично произнёс белокурый юноша.

Сидящий за столом Люциус взглянул на него. Том стоял на подоконнике огромного эркерного окна, выходящего на сады Министерства, Темзу и виднеющийся вдалеке купол собора Св. Павла. Тени в кабинете Люциуса становились всё длиннее, и на фоне тёмной зелени занавески руки Тома казались тонкими и белыми.

— Просто закат, — откликнулся Люциус. — Отойди от окна.

Том повернулся и опустил взгляд. Предзакатное солнце окрасилось золотом, позолотив его лицо и волосы. Сейчас он был одет в вещи Люциуса, которые тот сам носил всё это пятьдесят лет назад. Конечно, они выглядели старомодно, но волшебная мода менялась довольно медленно. Странно, но эта несовременная одежда придала Тому некий странный полуофициальный вид, особенно, высокие ботинки и изящные лацканы пиджака под тяжёлым зимним плащом. Вещи, подобранные специально под ледяную гамму Люциуса, смотрелись странно и неуместно на Томе, контрастируя с его солнечными волосами и глубокими синими глазами.

— Мне тут нравится, — сообщил Том. — Я бы даже не стал отсюда спускаться.

— Не сомневаюсь. Но я должен кое-что тебе дать.

— Ну, так иди сюда.

Люциус послушно поднялся и подошёл к окну. Юноша с недоброй улыбкой следил за ним сверху. Волосы, по-прежнему золотые, уже начали едва заметно завиваться, как это было у самого Тома: у висков и на шее. Другими словами, даже несмотря на все различия, юноша становился всё больше и больше похож на молодого Тома Реддла, каким тот когда-то был. По спине Люциуса забегали мурашки.

Sic oculos, sic ille manus, sic ora ferebat.

— Мне отсюда всё видно, — Том легонько постучал по темнеющему стеклу. — Отсюда я могу взирать на мир.

— На самом деле, только на Лондон.

— Сегодня Лондон, завтра — весь мир, — Том рассмеялся, запрокинув голову.

— Я бы хотел, чтобы бы ты вёл себя поосторожнее, — заметил Люциус. Едва они вошли в кабинет, он наложил Звукопоглощающие Чары, поэтому был уверен в том, что их не подслушивают, и всё же присутствие Тома в кабинете не давало ему расслабиться.

— А с чего ты решил, что я неосторожен?

— С того, что вся твоя рубашка залита кровью.

Том опустил взгляд. Это соответствовало действительности: несмотря на чистые руки, манжеты белой рубашки оказались забрызганы кровью, словно он грёб по чернильной реке.

— И, правда…

— Что ж, — заметил Люциус, — убийство, вообще, не очень опрятное занятие.

Том легко спрыгнул с подоконника. Он был на несколько дюймов ниже Люциуса.

— Эти убийства в последнее время… Три трупа за три дня… я чувствую себя удивительно живым. Как по-твоему, я похож на живого, Люциус?

Люциус взглянул на него: горящие лихорадочным румянцем щёки, светлые чуть вьющиеся волосы, жёсткая линия изящно очерченного рта.

— Я хотел тебе кое-что дать.

— Только что-то одно? — шёлковым голосом уточнил Том.

— Будь у меня ещё хоть что-нибудь ценное, я бы отдал тебе всё, но я хочу отдать тебе это, — Люциус протянул ладонь — на ней лежало кольцо, которое он когда-то дал сыну. Гриф с распростёртыми крыльями и печатью Малфоев на обороте. — Трижды поверни его на пальце, и оно приведёт тебя ко мне. Если я тебе понадоблюсь…

— О, благодарю, Люциус, — Том принял кольцо. — Странствующий рыцарь — как всегда. Как и твой сын, если не ошибаюсь. Я правильно помню? — он недовольно сдвинул брови и взглянул на кольцо.

— Мой сын не помешает, — возразил Люциус, — Никому из нас.

Том, по-прежнему размышляя о чём-то, подошёл к столу и взял одно из пресс-папье Люциуса, небольшую стеклянную лягушку, тут же замахавшую в воздухе прозрачными ногами. — Ты какой-то озабоченный, Люциус. В чём дело?

— Дело в том, что, если ты убьёшь Френсиса Паркинсона, нам понадобится новый Министр.

— И что с того?

— Это весьма неудобно.

— Месть не считается с удобствами, Люциус, — Том стиснул лягушку в кулаке, и та издала стеклянный визг. Том улыбнулся, как мальчишка, играющий с котёнком. — Они все страшно пугаются, Люциус, — чуть прикрыв глаза и спрятав наполненный яростью и ненавистью взгляд, промурлыкал он, — в тот миг, когда осознают, кто я. Я чувствую, как их предсмертный ужас входит в меня. Это меня вдохновляет… питает, Люциус. Успокаивает боль моей души…

Малфой поднял взгляд. Он давно знал и видел разного Тома, однако на его памяти тот никогда не задумывался всерьёз о своей душе — вне зависимости от того, болела она у него или нет.

— Ты недоволен, мой Лорд?

Лягушка все ещё дрыгалась в руке юноши. Том швырнул её на ковер. На его лице застыло раздражение.

— Я чувствую это сердцем. Эту… горечь. Пусть это не моё, а его сердце и его эмоции, но я испытываю что-то вроде фантомных болей, какие бывают у тех, кто лишился руки или ноги, и всё равно временами, словно, чувствуют их. Пусть боль мифическая, но от этого она не становится менее реальной. Я думал, что уничтожу её, накормив, но сейчас всё куда хуже, чем было…

Люциус был ошеломлён.

— Мой Лорд, я, конечно, не уверен, но…

— Я не могу перестать думать о ней, Люциус, все мои мысли только о ней… Жест прохожего, шёпот, закат цвета её волос — всё напоминает о ней. Это как болезнь…

Люциус почувствовал, что его брови поднимаются всё выше и выше и вот-вот коснутся волос.

— Ты влюблён?

— Вот ещё! — отрезал Том, сразу превратившись в подростка. — Я вненавижен. Да, Люциус, именно так, — лицо его обрадованно просветлело, — и есть лишь одно средство, способное меня исцелить.

— Хочешь её убить?

— Ни в коем случае, — Том приподнял тяжёлые веки, и сияющие глаза наполнились синим ядом, — я не хочу её убить. Я хочу её сломать, — его губы дрогнули, — и знаю, как это сделать. Это будет просто…

* * *

— Ты уже третий день почти не выходишь из комнаты, — произнёс Чарли. Облокотившись на коленки, он сидел на заваленном подушками и мишками диване и разглядывал сестру. — Мама уже беспокоится. С тобой всё в порядке?

— Всё замечательно, — Джинни старалась сдержать напряжение и нетерпение в голосе. Она причёсывалась за туалетным столиком. Сто раз с одной стороны, сто раз с другой — её определённо успокаивали эти монотонные движения. Не говоря уже о том, что волосам это было только на пользу: похожие на лист меди, они гладко стекали по спине. — Просто мне надо побыть в одиночестве, чтобы немного собраться с мыслями.