Кассандра Клэр - Draco Veritas

Новостью стал взгляд, которым он отвечал, — не провоцирующий и не защищающийся, не оскорблённый и не смущённый. «Я знаю, кто я, — вот что говорил этот взгляд, — смотрите на здоровье, мне всё равно».

Джинни помнила, каким был Гарри несколько лет назад, когда пригибался и закусывал губу в приступе болезненного возмущения при виде значков «Поттер — вонючка». Того Гарри больше не существовало.

— Вырос, — заметила Гермиона печально-счастливым голосом, допустимым только для той, кто знал Гарри с одиннадцатилетнего возраста.

…Ну, не знаю, не знаю… Он не выше меня.

Это сказал не Драко, но голос Драко в голове Джинни. Иногда она слышала этот шепоток, хотя его самого рядом не было. И пусть она знала, что это происки непослушного воображения, ей всё равно стало неловко смотреть Гермионе в глаза, а потому Джинни сбежала, так и не ответив.

Тем вечером за ужином Дамблдор объявил о проведении поминальной службы по Пенси Паркинсон и другим невинно убиенным в так называемом «Рождественском Кровопролитии». Джинни знала, что директор полностью в курсе роли, которую сыграла Пенси в похищении Рона и прочих прискорбных делах, равно как знала, что он ни словом об этом не обмолвится, — и да пусть в памяти всех Пенси упокоится с миром. Само собой, ответственность за все жертвы была возложена на Вольдеморта — и хотя сие не кривило против истины, однако же оставляло у Джинни болезненное ощущение вины.

Во время речи Дамблдора она сидела рядом с Симусом и видела, как напряглись его плечи при первом же упоминании Рождественского Кровопролития. Директор вещал: надо-де примириться со смертью, понять, что это — часть жизни, хотя и не отрицал вполне понятные ярость и внутренний протест, тем паче жертвы были столь юны, а убийства — бессмысленны.

— Как и три года назад, когда погиб Седрик Диггори, мы снова смотрим в уродливый лик крайнего фанатизма, редкостной нетерпимости, и даже лучшие из нас иногда способны дать приют… — тут у Джинни зазвенело в ушах, и она пропустила следующие слова, — …злу. Злу, о котором, по мнению Министерства Магии, вам по молодости лет даже представления иметь не положено. Однако если мы не признаем существование зла, то никогда не сумеем его опознать, а значит, не сможем углядеть в наших душах…

Звон в ушах стал пронзительней, и Джинни наконец сообразила, что дело не в чувстве вины — это вилка Симуса, зажатая в его трясущейся руке, всё громче и громче колотилась о край тарелки. Джинни вилку отобрала.

— Симус…

Он отшатнулся, вскочил; покачиваясь, будто пьяный или слепой, побрёл к выходу. По Залу пробежал недоумённый ропоток, словно зажужжали летним днём пчёлы, и Джинни встретилась взглядом с Драко: подперев рукой подбородок, тот смотрел на неё из-за слизеринского стола.

Она кинулась следом за Симусом, найдя его в одном из прилегающих коридоров. Привалившись к стене и уткнув лицо в ладони, он что-то лепетал. Джинни уловила нечто вроде «мои руки — не мои руки…» и отдёрнула его ладони от лица, сжала в своих, борясь с желанием встряхнуть Симуса как следует.

— Что происходит, Симус? Что не так?

Он сурово взглянул на неё сквозь соломенные волосы до странности тёмными для синего оттенка глазами.

— Внемлите же, ибо отмщение в руце Моей, и Аз воздам, аще кто преступит закон Мой.

Джинни попятилась.

— Это ещё откуда?

— Не знаю. Но я услышал эти слова, когда зажмурился.

— Почему ты сбежал из Зала?

— Потому что Дамблдор говорил обо мне. И я чувствовал, как все вокруг таращатся! Зло во плоти, — он резко хохотнул.

— Никто на тебя не таращился, — стараясь удержать гнев, возразила Джинни. — И даже в мыслях ничего подобного не держал.

— Я держу.

— Вот и прекрати. Сколько ты собираешься пытать себя, Симус? Сколько собираешься пытать меня?! — она немедленно поняла — последняя фраза была лишней.

— Ты не обязана оставаться со мной, Джинни, — отрезал он. — Я пойму, если ты уйдёшь. Любой бы понял.

Она полуприкрыла глаза и вновь увидела Liber-Damnatis и чернильную кровь дневника, пятнающую пальцы, пока Джинни вытаскивала его из огня, и страницы, что испуганными птицами бились в руках, когда она отдирала их от корешка.

Ненавижу тебя, Том.

— Но Симус! Я хочу, чтобы ты поправился! Мне нужно, чтобы ты поправился!

Он поднял на неё глаза:

— Зачем?

Мгновение колебания — и…

— Потому что я люблю тебя.

Его лицо сразу смягчилось.

— Джинни… — Симус убрал с её лица волосы, погладил по скуле, на миг превратившись в того веснушчатого мальчишку, который перед Рождеством целовал её за кладовкой с квиддичным инвентарём и приглашал к себе в Ирландию, чтобы познакомить с роднёй…

Речь об этом с тех пор не заходила — то ли он больше не доверял Джинни, то ли сторонился своих обожающих сына и совершенно сбитых с толку родителей — тем только было очевидно, что с сыном неладно, но вот что именно?..

Само собой, никто этого толком не знал, даже сам Симус. Его терзали кошмары, странные голоса нашёптывали что-то ночи напролёт, обрывки слов и образов обращали жизнь в ад наяву. И лишь Джинни дарила ему утешение, лишь она стояла меж ним и тьмой.

Она прильнула щекой к его ладони:

— Наверное, тебе стоит отдохнуть. Давай вернёмся в гостиную…

— Я бы прогулялся. Может, сходим в розовый сад?..

— Нет! — перебила она так резко, что Симус аж отдёрнул руку. Сад, полный льдистых лучинок-звёзд, розы в снегу… — Там холодно, — неуклюже заоправдывалась она. — Мне тогда надо хотя бы мантию набросить…

Его глаза помрачнели, он отступил.

— Не стоит. Мне не мешало бы побыть одному, — Симус развернулся и зашагал прочь, напряжённо расправив плечи.

Вонзив зубы в нижнюю губу, Джинни смотрела ему вслед.

…Беги же, беги за ним, он так этого хочет! — твердил разум, но усталость связала её по рукам и ногам. Ей тоже захотелось одиночества — без беспрестанного контроля за каждым жестом или колебанием настроения, без постоянной готовности прийти по малейшему намёку на то, что он в ней нуждается, — просто рухнуть в гриффиндорской гостиной на какую-нибудь кушетку у камина, закрыть глаза и…

— Лично мне, — зазвучал за спиной протяжный голос, — спич Дамблдора показался скучным. Я вообще предпочитаю во время них дремать. Но закатить истерику в Большом Зале — это, конечно, впечатляюще, хотя, возможно, и не слишком практично…

— Не пори чушь, — буркнула Джинни, разворачиваясь навстречу приближающемуся по коридору Драко. Ей давно не доводилось смотреть на него в упор, и вид Драко её поразил. Она-то помнила его таким, каким он сидел у её кровати в ночь, когда она, едва не умерев, отыскала противоядие: худой юноша с запавшими глазами, вокруг которых залегли тёмные, словно чернильные, тени. Теперь ничего этого не было, измождённость исчезла. От того Драко остался лишь широкий шрам на левой руке да яркий серебристый блеск в глазах.