Александра Верёвкина - Осколки вечности

Они сдержали слово, и на свет появилась моя вторая по бесконечной глубине любовь. Такая крошечная, что я испугался, увидев ее через стекло. Три тысячи двести граммов концентрированного восторга. Сорок восемь сантиметров, каждый из которых стоил мне одной слезы. Я смотрел на этот круглый комочек, на его недовольное личико и чувствовал, как бешено колотится в груди сердце. Впервые за долгий срок оно билось почти так же отчетливо, как в бытность человеком. Оно взорвалось в тот момент, когда я перенял это божественное творение из рук рыдающей мамы и опасливо прижал к себе.

С тех пор я не мыслю себя без моих дорогих девочек. Без Астрид и Леверны. Жить без них значило бы то же самое, что существовать без души и сердца, быть пустым, незаполненным, выжженным. Я стал отцом. Отцом и мужем.

Пальцы трепетно заскользили по изображению, огибая черты лица моего ангелочка. Маленькая копия мамы. Округлые бровки, изумительные глазки, смотрящие глубоко внутрь, подмечающие каждую незначительную деталь. Насыщенный карий цвет лишь подчеркивал их выразительность. Тонкий носик, полные щечки и крошечные губки. Я так люблю целовать ее совершенное личико, утром и вечером, поэтому даже хорошо, что у нас родилась дочь. Появись в этом доме мальчик, мы бы вырастили из него изнеженного нарцисса.

Снимок запечатлел настоящую принцессу с гладко расчесанными русыми волосами, прикрывающими плечи. Легкое белое платьице без рукавов добавляло невинности очаровательному созданию. Моя крошка очень фотогенична, а в жизни так и вовсе бесподобна. И это не восторженные охи опьяненного любовью отца, уверяю вас.

Я провел еще час в компании головокружительных воспоминаний, после чего поднялся из-за стола, решив немного размять ноги. У нас сравнительно небольшой дом: две спальни, кабинет, объединенный с библиотекой, и детская — на втором этаже, оставшиеся гостиная, столовая и каминный зал — на первом. Интерьер выдержан в классическом стиле. Никаких фонтанов, встроенных в стену аквариумов и прочих нелепиц здесь нет. Единственный критерий, по которому подбирались мебель и убранство, удобство.

На мгновение я остановился у двери в спаленку Леверны, прижался щекой к полированной поверхности, прислушиваясь к чарующим звукам воздушного дыхания дочери, улыбнулся и со скачущим в груди сердцем отправился дальше. Астрид крепко спала, когда я на цыпочках прокрался в нашу обитель неугасающей любви, разделся и с немым вожделением забрался под одеяло. Время не властно над нашими чувствами. С годами я еще сильнее влюбился в свою богиню. Я обожаю ее, всю целиком. Ее волнистые волосы, доходящие до линии бедер. Ее восхитительно женственное тело. Ее исцеляющее сердце. Ее нестареющую душу. Люблю сеточку мелких морщин, обрамляющую всё те же нефритовые глаза. Люблю ее грудной голос. И вечность буду любить ее дурманящий смех. Она так часто смеется!

Я не хотел разбудить миссис Майнер, поэтому осторожно придвинулся ближе, крепко прижался грудью к горячей спине, положил ладонь ей на животик и блаженно сощурился, словно охотник, убедившийся в сохранности своих трофеев. Мысли умолкли, предоставляя мне возможность в последний раз насладиться сытым течением жизни.

Сегодня я должен уйти. Наверное, глупо разглагольствовать о нежелании совершать нечто подобное или отводить место под грусть, тоску и отчаяние. Я давно свыкся с этой идеей. Завтра истекает отпущенный мне срок, и если пренебречь угрозами Легиона, пострадает моя семья, мои жена и семилетняя дочь. Это недопустимо.

Взгляд непроизвольно упал на будильник. Три двадцать утра. Через четыре часа мои девочки начнут просыпаться. Первой, как всегда, окажется Леверна с ее неискоренимой привычкой без стука врываться в нашу спальню и с разбегу запрыгивать на кровать, прямо между нами. Затем два звонких поцелуя: бодрящий для мамы и лакомый для папы. А после чета Майнеров непременно затеет шуточную драку за право задушить в ненасытных объятиях энергичный комочек. Мы самые жуткие родители, каких только можно вообразить. Сие проверенный факт, друзья мои.

С каверзной улыбкой на устах я встретил рассвет, принесший с собой очередное разочарование. Новый день. В этом словосочетании отныне нет места для радости. Оно пропитано скорбью, скупой печалью о несбыточном.

Пройдут какие-то часы прежде, чем я сорву с себя кожу, плоть и кровь, принадлежащие мужу, отцу, благовоспитанному соседу, гостеприимному хозяину, финансовому аналитику крупного банка и ярому фанату бейсбола. И вновь стану вампиром. Черствым, безжалостным, бездушным и неспособным любить. Теперь я создатель и наставник, с замурованными в камень чувствами. План Лео выполнен с изуверским тщанием.

Свою протеже я повстречал пять лет назад, в грязном, пропахшем потом и агрессией спортивном зале, где устраивались подпольные бои по боксу. Девушкой эту злобную гору мышц назвать можно лишь с большой натяжкой. На моих глазах она во втором раунде нокаутировала соперницу, превосходящую и по росту, и по весу примерно вдовое, и в течение пяти минут пылко бросалась на канаты, выискивая храбрецов среди взбудораженной толпы мужчин. И так во всем.

Сейчас Медведица (подходящий псевдоним для не отягощенной воспитанием деревенщины) являет собой неподдающееся дрессировке кровососущее исчадие ада. 'Зеленая' вампирша, готовая в любой момент стать для Легиона сокрушительной машиной для убийств. Я пытался обучить ее своему мастерству, прилежно вдолбил в твердолобую голову набор необходимых навыков, но особого успеха не достиг. Моей подопечной больше по нраву слепо орудовать кулаками, нежели смиренно жать к лицу оптический прицел снайперской винтовки. Стоит ли говорить, насколько это меня устраивало!

По коридору разнеслась торопливая дробь шагов, словно в дом к нам ворвалось крохотное стадо неуклюжих слоников. Прыжок. Ручка двери опасливо накренилась, впуская в комнату приглушенно хихикающую бестию. Я крепко зажмурился и притворился спящим. Рука, лежащая на плече Астрид, колыхнулась. Прекрасно! Оба моих сокровища проснулись и вовсю потешаются. Я улыбнулся, чувствуя, как под весом дочери незначительно прогибается матрас. Она залезла на кровать и ползком подобралась к нашим головам, готовясь издать тот ужасающий приветственный клич…

— Ага! — вонзился в мою голову сладкий голос. Одновременно с тем разнесчастный кончик носа угодил в плен к нежным пальчикам.

Я испуганно вздрогнул, подхватывая любимую забаву Леверны, и резко открыл глаза, дабы впустить в душу это райское зрелище. Моя куколка! Как же ты похорошела за ночь!

— Испугался, папочка? — заливисто расхохоталась проказница, разглаживая мое разомлевшее от неги лицо горячими ладошками. Всякий раз, когда она это делала, мне хотелось остановить время и остаток жизни ощущать прикосновения ее крошечных ручек.