Альмира Илвайри - Крылатая дева Лаэрнике

Посмотрев на меня внимательнее, она встревоженно спросила:

— Альмира, с тобой случилось что-то плохое? От тебя пахнет кровью!

Я вздохнула:

— Лайни, сегодня ночью я убила человека. Даже двух. Не нарочно. Так получилось…

Лаэрнике села рядом, прижавшись ко мне плечом, и ласково погладила мою руку:

— Я знаю, что не нарочно… И у тебя болит душа. Давай я за тебя помолюсь, тебе будет легче!

— Давай тогда уж помолимся вместе, — сказала я. — Лайни, не надо снимать с меня мой грех. Я должна отмолить его сама, понимаешь?

— Понимаю. — Лаэрнике встала с кровати и надела свой плащ: — Но можно я хоть немножко за тебя помолюсь?

— Немножко можно, — разрешила я.

Мы вместе опустились на колени перед Распятием. Господи Иисусе Христе, молилась я. Прости, что приходится убивать. Прости и тех, на кого мне пришлось поднять оружие. Но ведь я должна защищать это чистое и трогательное существо, это дитя Божие, склонившееся перед Тобою рядом со мной. Просто дай мне сил исполнить свой долг. Уберечь ее от алчности и жестокости этого мира…

Так началось мое, наверное, самое счастливое время в Сегове.

Теперь я целые дни проводила с Лаэрнике. По вечерам я садилась на стул рядом с ее кроватью, и при свете свечи мы вместе читали Евангелие, вслух размышляя над каждым эпизодом. Потом мы обнимались, я целовала ее в лоб, укладывала, накрывая одеялом, и уносила подсвечник с горящей свечой в прихожую, где мне предстояло бодрствовать до того, как колокол начнет созывать монахинь на всенощную.

В третьем часу, проводив Крылатую на службу, я ложилась спать — от всенощной до обедни мне удавалось вздремнуть часов шесть. На обедню Лаэрнике будила меня сама. Она садилась рядом и клала мне на лицо свои узкие ладошки, из которых струилось ласковое, щекочущее тепло. Я делала вид, что сплю, потом быстрым движением хватала ее за руки, — это у нас была такая игра. Иногда она успевала отдернуть руки, иногда я ловила ее тонкие запястья, и мы весело смеялись.

Если Лаэрнике накануне благословляла горожан в кафедральном соборе, то на следующий день она спала дольше, восстанавливая силы; тогда я просыпалась раньше нее. Я распахивала деревянные ставни, и солнечные лучи лились в комнату, падая на кровать, распущенные волосы и улыбающееся во сне лицо Крылатой. Мне нравилось смотреть, как она поднимается, блаженно потягиваясь и расправляя крылья; падавший из окна солнечный свет обнимал ее, и вокруг Лаэрнике словно вспыхивала золотистая аура.

Я научила ее делать утреннюю разминку; мы даже придумали упражнение для укрепления крыльев (однажды Лаэрнике пожаловалась на боль в крыле — как я поняла, она растянула мышцу). Мы с ней разучили серию освобождений от захватов из багуа, — это могло пригодиться ей и для самообороны. Монахини оставляли свои дела и останавливались на нас поглазеть, когда мы

выходили во двор и выполняли в паре весь комплекс. А я, видя, как мой захват оставляет красные пятна на ее запястье, невольно думала, какая же Лаэрнике хрупкая, и мне с еще большей силой хотелось ее защитить…

Постепенно бытовые обязанности, выполняемые монахинями по отношению к Лаэрнике, перешли ко мне. Я подавала ей завтрак, расчесывала ее чудесные золотистые волосы и даже помогала ей принимать ванну. После ванны я втирала ей в кожу и перья на крыльях ароматические масла. Она была для меня как ребенок, и мне нравилось с ней возиться как с собственной дочерью.

Я осторожно попыталась выяснить у Лаэрнике, помнит ли она дона Родриго. У нее остались смутные воспоминания о человеке с грустными глазами, который привез ее в город, а потом однажды помог собрать рассыпавшиеся рисунки. Она говорила, что когда-нибудь обязательно спросит его, отчего ему грустно… Но дон Родриго избегал любой встречи с ней, не ходил ни на мессы в кафедральный собор, ни на воскресные гуляния, где появлялись мы с Лаэрнике. Потом, как я узнала, он и вовсе перебрался в Алькасар — крепость за окраиной города, там он обучал воинский гарнизон. Но я продолжала получать его письма, — вернее, короткие деловые записки, — и в них между строк сквозила неизбывная тоска. Мне самой становилось грустно до слез оттого, что я не знала, как ему помочь. Я могла только встать на колени перед Распятием и молиться. Лаэрнике спрашивала, о чем я молюсь, и я отвечала — о том, чтобы она полюбила хорошего человека…

Так незаметно пришла осень, а с нею — день свадьбы Каталины и Луцио. Лаэрнике очень хотелось побывать на их свадьбе, и мать Марита разрешила нам отлучиться в город на пару часов.

День был погожий. Свадьбу праздновали на улице, выставив столы. Лаэрнике благословила вино нынешнего урожая и сама пригубила поднесенный ей кубок. Каталина, нарядная и счастливая, угощала ее всевозможными блюдами собственного приготовления. Я нервничала, и в горло не лезли ни еда, ни вино, — мне казалось, вот-вот что-то произойдет.

Увы, мои опасения подтвердились.

Их было не меньше десятка конных, ворвавшихся на праздничную улицу как вихрь. Очевидно, они рассчитывали на внезапность и быстроту. И на то, что на их появление не успеют должным образом отреагировать.

В последнем они ошиблись — план действий на этот случай у меня был разработан заранее.

— Они за сеньоритой Анной! — вскричала я, привлекая общее внимание. Луцио и несколько его приятелей вскочили, опрокидывая столы и превращая их в баррикады:

— Сеньора Илвайри, мы их задержим!

Схватив Лаэрнике за руку, я потащила ее в дом. В стену за моей спиной ударил арбалетный болт, выбив куски каменной кладки. Целили, конечно, не в Крылатую, а в меня. Видимо, Диего де Геррера решил заодно избавиться от "ведьмы в штанах"… Мы с Лаэрнике забежали в комнату на втором этаже, с массивной кроватью, сундуком у стены и окном, закрытом ставнями. Я специально выбрала помещение с окном во внутренний двор — отсюда Лаэрнике сможет взлететь будучи незамеченной на улице.

Распахнув ставни, я выглянула в окно. Во дворе было пусто. Я жестом подозвала Крылатую:

— Лайни! Лети в собор и спрячься там!

Лаэрнике колебалась:

— Альмира, а ты?

— Я отвлеку их, чтобы ты успела уйти.

Крылатая взяла меня за руку:

— Альмира, нет! Они убьют тебя!

Я чуть ли не рявкнула на нее:

— До меня им нет дела! Им нужна ты, понимаешь?

На улице, судя по крикам, вовсю шла драка. Кто-то прорвался в дом, по лестнице застучали шаги нескольких пар ног. Черт… Наверное, на адреналине — иначе я сделать такого просто бы не смогла — я рывком пододвинула массивную дубовую кровать и забаррикадировала дверь.

— Лайни, уходи! — прокричала я. — Это приказ! Ты же обещала слушаться!

Крылатая нерешительно встала на подоконник. Шагнула с края, она с усилием взмахнула крыльями (меня обдало потоком воздуха) и взмыла в небо. Я облегченно вздохнула. Главное, что Лаэрнике улетела. А Диего де Геррера уж я устрою теплый прием.