Юлиана Суренова - Книга 7. Дорога в бесконечность

- М-да… - старая женщина покачала головой.

- Это может стать проблемой? - насторожилась Мати.

- Не беспокойся, милая, - улыбнулась горожанка, однако при этом губы ее были поджаты, а черты лица напряжены, - все будет хорошо. Однако, ты права: нам придется все рассказать твоему отцу.

- Для того чтобы стать служительницей мне потребуется его разрешение?

- Не разрешение, нет. Ведь такова воля богов, а против Них не осмелится пойти ни один смертный. Но вот согласие… Без согласия не обойтись. Ну да это не проблема. Не переживай, милая. Я уже говорила: никто никогда не пойдет против воли богов. Дитятко, не думай об этом. Когда придет время, я поговорю с твоим отцом.

- Я могу и сама…

- Но ты ведь не полноправная. А раз так, нам придется делать все по обычаю - как когда мы берем в ученики детей. Прости. Конечно, ты уже взрослая, но…

- Ничего, я понимаю. Перед законом я - ребенок, - она прикусила губу, думая: "А может так и лучше… Этот разговор с отцом… У меня ничего бы не получилось.

Потому что после всех моих слов о мире снов, мне никто не поверит: решат, что я опять запуталась между реальностью и грезами. И вообще, это ведь куда проще, когда решают за тебя… " - Я… Я пойду?

- Да, милая, - ее улыбка стала шире и теплее и, самое главное - куда искреннее. - Отдыхай, веселись. И привыкай к Эмигарду, потому что…

- "Потому что тебе придется прожить в нем всю свою жизнь", - беззвучно прошептала Мати.

- Потому что тебе предстоит прожить в нем всю свою жизнь, - словно повторила за ней жрица. - Ну, до встречи, милая. До скорой встречи.

- Да, жрица, - и, склонив на миг голову в почтительном поклоне, девушка покинула храм.

Мати вернулась к себе в повозку, испуганным зверьком забилась в дальний угол. Ей не хотелось никого видеть, она боялась попасть кому-то на глаза. Ее душа разрывалась на части при мысли о том, что должно было произойти, став первым шагом на пути к ее будущему. Конечно, быть служительницей лучше, чем женой шута Киша, но…

Ей хотелось совсем другого, невозможного, неисполнимого.

"Госпожа Айя! Помоги мне! Сделай так… Сделай так, чтобы мое сердце превратилось в кусочек льда! Богиня снегов, если Ты хочешь, чтобы я стала служительницей - Твоей или бога солнца - исполни мою просьбу! Потому что иначе я не смогу посвятить себя служению! Я… Я даже жить не смогу!" Она протерла глаза, щеки, стирая с них следы слез-невидимок, зевнула, вдруг поняв, что страшно хочет спать.

"Вот и хорошо. Госпожа Айя решила исполнить мою просьбу. А для этого Ей нужно, чтобы я спала. Ведь власть повелительницы сновидений сильнее над спящей…" …Время в городе пролетали в сплошном веселом празднике. Шумные игры по утрам, танцы - по вечерам. Дни же были отданы торговле, а ей, благо она шла успешно, нужны были все свободные руки. Впрочем, оказалось, что даже в этом деле был свой несомненный интерес. Ведь если торговаться умеючи, от этого можно получить немалое удовольствие. Даже наслаждение. И дело было вовсе не в желании заработать лишнюю монету, но в азарте - продать по наибольшей цене. А главное - можно было ни о чем другом не думать, не беспокоиться. И вообще…

"Самое веселое в том, что не приходится грустить!" - Мати сидела на камне, подставив лицо под жаркие лучи полуденного солнца, и млела от наслаждения.

- Дочка, все в порядке? - мимо нее как раз проходил хозяин каравана.

- Ага, - не открывая глаз, проговорила та. - Лучше не бывает!

- Я хотел сказать… Ты молодец, помогла мне. Завтра можешь отдохнуть, сходить куда-нибудь.

- Хорошо.

- И твои друзья тоже, - вообще-то, ему просто не хотелось отпускать дочь одну.

Хотя жители этого города и были в высшей степени благосклонны и доброжелательны, относясь к караванщикам не как к чужакам, а скорее как к дальним родственникам, которые когда-то выбрали путь странников и вот теперь, после разлуки, длившейся целую вечность, вернулись назад, все равно Атен не позволял себе расслабиться, забыть об осторожности. Мало ли что.

- Ладно.

- Не сомневаюсь, вы найдете, чем себя занять… - он ждал, что дочь обрадуется.

Однако лицо Мати оставалось неизменным. Отрешенным и безразличным.

"Словно ей все равно, что происходит вокруг. Ничего не трогает… -караванщик качнул головой, вздохнул. Это было не правильно, не хорошо. Но что он мог поделать? Не заставлять же дочь измениться силой. - Все, что я могу, это принимать ее такой, какая она есть. И надеяться, что когда-нибудь она сама все поймет, что ее душа оттает. Ведь может же девочка быть доброй, отзывчивой… Как в тот день, когда умерла Рамир… Будем надеяться, что этот город поможет ей…- он огляделся вокруг. - Это чудесное место. Жаль, что уже совсем скоро придется уходить обратно в снега…" Ему не хотелось. Настолько, что он даже подумывал о том, как было бы хорошо остаться в городе… Нет, не городе вообще, а именно в этом оазисе. Эмигард…

Странно. Обычно караванщики не знали названий городов, через которые проходили.

Кто доверит чужаку одну из самых сокровенных тайн? Здесь же все произошло… как-то само собой, незаметно, словно так и должно было быть. Но имя этого города не просто открылось, оно так сильно врезалось в память, что Атен был почти уверен: оно не забудется не только в вечном сне, но даже в краю благих душ.

Он вздохнул, огляделся вокруг, заметил оживление рядом с местом, отведенном работорговцам. Должно быть, кто-то из горожан назвал достойную цену.

- Ладно, дочка, я пойду. А ты отдыхай.

- Ага, - вновь кивнула она, продолжая безмятежно загорать на солнышке.

Когда воздух вокруг нее успокоился, девушка с наслаждением втянула в себя аромат росших на холме у нее за спиной цветов, потянулась.

"Птица с желтым опереньем,

Обрати меня виденьем,

Чтобы я смогла пройти

По рассветному пути

Горизонтною границей,

В край небес, открытом птицам,

Да виденьям, в те края,

Где живет мечта моя…" - беззвучно шептали ее улыбавшиеся губы.

Мати и сама не знала, откуда пришла в ее память эта песенка.

"Должно быть, слышала где-нибудь. В городе. Или в караване. Какая разница? - она зевнула. - Забавная песенка. Птица с желтым опереньем…" Она была готова повторить слова, чем-то похожие на заклинание, еще раз, но не успела.

- Мати! - плеткой стеганул воздух, заставляя его задрожать, полный боли и отчаяния крик.

Удивленно приподняв бровь, Мати даже приоткрыла один глаз, но, увидев подбегавшую к ней Сати, вновь закрыла его, возвращаясь к своему занятию.

- Мати! Там… - караванщица запыхалась, однако же, продолжала говорить, боясь потерять хотя бы одно драгоценное мгновение на то, чтобы перевести дыхание. - Проснись!

- Я не сплю. Что случилось? - совершенно ровным голосом спросила девушка. Открыв глаза, она воззрилась на караванщицу безмятежно ровным взглядом синих глаз.