Евгений Филенко - ШЕСТОЙ МОРЯК

— Да все не так, — сказал я сквозь зубы. — Не нравится он мне.

— Чем же?

Я не нашелся, что ответить. Не излагать же ей мои смутные подозрения, основанные по преимуществу на личном опыте, чья продолжительность выходит за рамки вообразимого!..

— По-вашему, он неисправен? — предположила Анна. — Или нет горючего?

— Хотелось бы верить, — пробормотал я и присел на влажную от росы скамейку.

Женщина немедленно пристроилась с другого края, тревожно поглядывая то на меня, то на суету возле катера.

— А вы-то чего?.. — донеслось до нас.

— Плывите, — махнул я рукой. — Нам в другую сторону.

Катер оказался исправен.

Рявкнул и монотонно забубнил мотор, заклокотал в воде винт, один из юнцов сдернул конец с причальной тумбы и перепрыгнул через планшир. Судно со всей поспешностью, на какую было способно, двинуло поперек реки. Я терпеливо ждал. Что-то непременно должно было случиться.

— Почему мы не поплыли с ними? — спросила Анна с удивлением.

— Это я не поплыл с ними. Вас ничто не удерживало.

— Но ведь вас что-то удержало, — резонно возразила она.

Я снова промедлил с ответом. В конце концов, однажды я уже дернул ее в число живых, и еще однажды недвусмысленно или, как сейчас принято говорить — тупо — спас ей Жизнь. После всего этого было бы ненатурально создавать ситуацию, в которой я сидел бы на берегу и смотрел, как она вместе с катером и всеми его пассажирами уходит на дно безымянной реки. Или возносится в бензиновом факеле под бесприютные свинцовые небеса...

От воды тянуло растительной тухлятиной и холодком.

А катер плыл себе и плыл.

Этот подлец не просто оказался в порядке. Он, сволочь, благополучно пересек реку и ткнулся носом в песчаную косу. Мужики неспешно покинули борт и двинулись по бережку в сторону железнодорожной насыпи. Первыми шли юнцы, за ними, переговариваясь и экономно жестикулируя, тянулись картежники, а замыкал шествие одинокий в своей печали по оставленному навсегда верному железному, он же стальной, коню машинист Хрен Иванович.

Я чувствовал себя полным идиотом. Не скажу, чтобы это ощущение было мне в новинку, но не хотелось бы испытывать его лишний раз в столь патетический момент, накануне конца света. Кто-то незнакомый, невидимый и неощутимый играл со мной в некую игру по своим правилам, которые не удосужился объяснить. И вдобавок менял эти правила пo ходу партии. Если бы я не знал о существовании этого загадочного игрока, то, ни секунды не колеблясь, первым взобрался бы на катер — возможно, не дожидаясь попутчиков... с меня хватило бы и этой занудной Анны, куда ж ее денешь, мы в ответе за тех, кого вернули с того света... и пустился бы в совершенно для меня безопасное плавание к дальнему берегу. Но игрок был, и это он подсунул мне плавсредство, с наивной злокозненностью полагая, что я приму сей дар с легким сердцем и великой радостью, иными словами — сам улягусь под гильотину и даже посетую на недостаточную изостренность ножа. В предсмертных, равно как и в посмертных откровениях Драконов постоянно упоминались задания, которыми их щедро снабжала незримая Высшая Воля, направляя и указывая цели. Что если у носителя этой Высшей Воли тоже было свое Веление... как и у меня?

Мне совсем не нравилось такое положение вещей.

Согласно древнему Уговору, который определял всё и вся, в этом мире такой, как я, мог быть только один. Один мир — один дезидеракт. И этот уникальный дезидеракт — я. Один дезидеракт, одно Веление, одно прилагающееся к Велению и его же пределами ограниченное всемогущество.

Я не чувствовал присутствия кого-то другого, похожего на меня.

А должен ли был?..

Что если...

Еще один дезидеракт в погибающем от собственной глупости мире?! Откуда? Зачем?

По всему выходило, что он — если он и вправду существовал! — не подозревал о моем существовании, как и я не знал о нем. Но, изменив ход событий на отдельно взятом участке пространства-времени, я обнаружил себя. И он захотел меня увидеть и убедиться, что я — на самом деле то, чем кажусь. Согласитесь, что разобрать и заново сложить цепь событий невозможно без того, что мы, дезидеракты, полагаем «всемогуществом». (На самом деле никакое это не всемогущество — никто и никогда не способен быть всемогущим в истинном понимании этого слова, да, да, никто — даже Создатель, и этот парадокс не однажды доводил меня до помешательства, и я не устаю возвращаться к нему снова и снова; есть рамки, за которые дезидеракт никогда не может выйти, и они установлены самим Велением, вернее — той формой актуализации, в которой оно было выражено... произнесено, начертано, сплясано — неважно... порой эти рамки потрясают своей нелепостью: я мог бы низвергнуть хляби небесные в океан, смешать земли и воды мановением руки, и при этом когда-то не был в состоянии переступить порог самой убогой хижины без троекратного приглашения ее хозяина. ..) Он увидел меня, а я его — нет. Поэтому у него было преимущество, которое позволяло играть со мной, как кошке с бантиком. Например, подсунуть мне исправный и под завязку заправленный хорючим катер.

К слову: не будь этого игрока — и катеру неоткуда было бы взяться. Потому что не существовало его, когда мы ступили на разоренную лодочную станцию. А потом он появился. И хорошо еще, коли он существовал в металле и дереве изначально, просто припрятан был до поры в каких-нибудь дальних камышах, а не собран во мгновение ока из ничего, по молекулам. В последнем случае я вынужден был бы признать, что мой оппонент намного могущественнее меня. А это не только противоречит Уговору, а еще и попросту унизительно.

Допустим, я купился бы. Залез в катер, дернул во весь опор на середину реки... что дальше? Взрыв топливных баков? Ракета «воздух-земля» с черного чоппера? Зверски голодный левиафан со дна речного?.. Мое Веление заранее исключало все эти события разной степени вероятности. В пределах моей видимости никто и никогда не погибал. Не говоря уж обо мне самом.

Но хотел бы я знать, что за Веление управляло им!

Не я ли своим Велением помог катеру благополучно переправиться на тот берег? И не пытается ли он таким способом прояснить для себя пределы моих сил? Что я говорю с мертвецами, он уже выведал. А мизансцена за забором лодочной станции была устроена с невинной целью уточнить, что еще я могу делать с мертвецами. По крайней мере, у него теперь есть неподтвержденная гипотеза, что я их не воскрешаю — как поступает он со своими услужниками...

Воистину, конфликт двух Велений — это опыт, который ни одному дезидеракту доселе не доводилось пережить. Черт возьми! Я уже начинал жалеть, что не воспользовался его подставой. Хотя бы даже из чистого познавательного интереса.

Быть может, им тоже движет такой же точно интерес?