Ричард Байерс - Руины

— Хорошо, но давайте сделаем это внутри, где мы не будем привлекать внимание других недружелюбно настроенных драконов, которые летают наверху. Он поискал и обнаружил арочный дверной проем, ведущий дальше в замок.

— Сюда.

Хаварлан взлетела, чтобы присоединиться к Ллимарку и Ажаку в их борьбе с пятью врагами. Но прежде, чем она могла подняться достаточно высоко, тень с красными глазами скользнула сбоку.

— Я нашел Саммастера, — прошептал Бримстоун.

— Где? — спросила она.

— На вершине второй башни, на стене к северу от барбакана.

Она повернулась и тщательно исследовала строение всеми своими чувствами и мистической восприимчивостью.

— Даже теперь, когда ты сказал мне, это место кажется мне пустым.

— Я уверяю тебя, он там.

— Хорошо, — сказала она. — Я верю.

— Тогда мы должны напасть на него с таким количеством драконов, с каким только сможем. По крайней мере, с дюжиной.

— Невозможно. Если мы оторвем так много от борьбы с адскими змеями, то наша защита рассыплется.

— Если вы предоставите Саммастера самому себе, она рассыплется еще быстрее. Я знаю, что ты не можешь непосредственно чувствовать его влияния, но я уверяю тебя, он — причина, по которой мы терпим поражение, даже с Нексусом и Тамарандом на нашей стороне.

— Хорошо, — сказала она, оглядывая союзников в поисках тех, кого бы она могла с наименьшим уроном вывести из драки. Но мрачная правда была в том, таких не было. Все отчаянно боролись, чтобы сдержать прихвостней Саммастера.

Тогда она обратилась к тем, кто ответит на призыв без вопросов. Использовав заклинание, чтобы усилить свой голос, она проревела:

— Когти! Когти Правосудия! Ко мне!

Быстро как могли, серебряные избавились от своих противников и полетели в ее направлении. Поднимаясь в южном секторе неба, Тамаранд поглядел на нее с удивлением и, без сомнения, с тревогой. Но он не пытался отменить ее распоряжение или напрасно терять время на расспросы. Вместо этого усилив волшебством собственный голос, он направил оставшихся у него воинов в нужные места, стремясь залатать бреши, которые она только что создала в рядах сражавшихся. Тем временем войска Саммастера подняли ужасный шум и ринулись вперед.

Когти подлетели и закружили вокруг Хаварлан и Бримстоуна.

— Что мы делаем? — спросил Ажак.

— Саммастер находится вон в той башне, хотя мы и не можем видеть его. — Хаварлан дернула головой, чтобы указать, в которой. — Мы собираемся напасть на нее.

Саммастер размышлял, что случилось с Гжелани, воющим драконом, которого он послал уничтожить противников, когда он заметил оживление у барбакана. Он не ожидал, что это займет столько времени. Неужели тентийцы как-то сумели победить дракона?

Он уверил себя, что, даже если сумели, это не имело значения. Замок имел и другую оборону. Однако, было бы опрометчиво позволить врагам подобраться к источнику бешенства. Если Гжелани потерпел неудачу, он пошлет других драконов против тентийцев. Борьба в небе проходила достаточно успешно, чтобы он мог это себе позволить.

Он забормотал начальные слова заклинания, которое показало бы ему передние ворота и двор перед ними, когда заметил действия Хаварлан, других щитовых драконов и Бримстоуна. Они направлялись к башне, где он расположился. Видимо, они, наконец распознали его присутствие.

Он подумал было переместиться в другое место, но, поскольку они нашли его, он был не уверен, что это собьет их со следа. И защитные чары, которые он наколдовал, были привязаны большей частью к строению, а не к нему самому. Кроме того, ему не терпелось показать себя и бороться в открытую. Он ударил концом своего посоха об пол и рассеял покров невидимости.

Поскольку окна были со всех четырех сторон, он сделал мишенью всех круживших серебряных сразу, и немедленно прокричал несколько заклинаний. Он активировал защиту, и та сводила на нет вспышки огня драконов, солнечного света и тому подобное в непосредственной близости от шпиля.

Он насмешливо улыбнулся, затем растянул невидимые концентрические сферы защиты. Когда одна соприкоснулась с ближайшим серебряным, то ранила его словно бритвенно-острые когти, и, замахав крыльями, драконы в ярости отступили.

Плохо было, что он мог расширить сферу только до определенных размеров. Иначе он мог бы увеличивать ее, пока не разорвал бы в клочки каждого металлического в долине. Неважно. У него есть множество иных способов убить их.

Бримстоун, растворился в дыму и искрах, и появился на верхнем уровне башни, а затем отпрянул, потому что защита Саммастера ранила его даже в бестелесном состоянии. Растаяв в неясную дымку, серебряный частично перешел на другой уровень реальности только чтобы обнаружить, что оборона лича там тоже существовала. Щитовой дракон, который выглядел столь же древним и могущественным как Хаварлан, давний противник Культа Дракона по имени Ажак, если Саммастеру не изменяла память, попытался перенестись сквозь пространство, а затем зашипел, так как магия не только не смогла переместить его, но и причинила боль.

Проревев слова силы, Хаварлан попыталась рассеять заклинания. Магические укрепления Саммастера истончились на мгновение и снова вспыхнули, сильные как и прежде.

Он вынул из кармана луковицу, зачитал заклинание, и сорвал кожуру. Серебряный завизжал и закрутился, потому что с его тела сдирались полосы плоти. Лич обжег другого змея ливнем кислоты, затем выпустил теневой меч на третьего. Клинок, по сути, был движущейся брешью в зловещее небытие между мирами, и когда оно ранило рептилию, то поглотило и уничтожило ее.

Тем временем, серебряные изо всех сил пытались достать его собственными чарами, но им это совершенно не удавалось. Саммастер ликующе засмеялся.

Лежа в середине скелета древнего дракона, Дорн наблюдал, как змеи Саммастера побеждали его союзников. Было очевидно, что Кара и другие проигрывали, и он презирал себя так горько, как никогда в жизни, за то, что был неспособен помочь им.

Однако, со временем к нему весьма неожиданно пришла новая мысль: он имел основания презирать себя, но не потому, что он уродливый или странный, и не потому, что ржавый дракон ржавчины снова покалечил его. А потому, что отчаялся. После того, как он добрался до долины и обнаружил Кару живой, он поклялся, что никогда не сделает этого снова. И все же он сорвался, погрязнув в страданиях и ненависти к самому себе, в то время как любимая женщина, друзья, и весь Фаэрун были в опасности.

Не имело значения, что он потерял руку. Оставшаяся человеческая все еще могла махать мечом. Или что его металлическая нога была оцепеневшей и истонченной. Другие люди могли ходить на деревянных протезах, а он был, по крайней мере, немного лучше экипирован. Или то, что непробиваемое железо больше не защищает половину его тела. У Рэруна, Уилла, и Павла никогда не было такого преимущества, и это не мешало им убивать змеев.