Виктория Дьякова - Доктор Смерть

— Он думает о вас, — перебивая ее, всхлипнула Ильза. — Я знаю, он давно уже не любит меня. Он любит только вас, только о вас и думает — торжествуйте.

Маренн улыбнулась. Первый порыв возмущения прошел и, видя несчастье молодой женщины, она пожалела се. Она не уверена, что являлась причиной этого несчастья. Ей казалось, что Ильзе преувеличивает.

— Уверяю вас, — спокойно ответила она, — что, например, об адмирале Канарисе он думает гораздо больше, чем обо мне. Я также могу перечислить ряд прочих личностей, которые весьма занимают его ум. Но все это не имеет никакого отношения к здоровью вашего ребенка. Позвольте мне войти. У меня мало времени. Меня ждут раненые солдаты в госпитале.

Озадаченная ее невозмутимостью Ильза почти автоматически посторонилась. Маренн прошла в детскую. Осмотрев малыша, прописала лекарства и, вручая рецепты матери, сказала успокаивающе:

— Мальчик скоро поправится, вот увидите. В его возрасте это случается часто. Успокойтесь сами. Ребенок чутко реагирует на состояние вашей нервной системы. Что же касается всего остального… — она сделала паузу. — Я не могу быть вам соперницей. Вы молоды и красивы. У вас есть сын, его сын. Это много значит. Почти все. А я намного старше вас.

— Но он любит вас…

«Но он любит вас…» — слова Ильзе звучали в ушах, пока она ехала от Курфюрстендамм к Шарите. Она удивлялась и радовалась, сама не понимая, почему.

Ночью она работала в своем кабинете на Беркаерштрассе, когда около трех часов ночи начался воздушный налет. Ей позвонил дежурный офицер.

— Фрау Сэтерлэнд, немедленно спускайтесь в бомбоубежище! — прокричал он в трубку.

— Где бомбят? — спросила она.

— Район Курфюрстендамм…

— Район Курфюрстендамм?! — она знала, что Шелленберг час назад уехал домой. — Машину мне!

— Что?! — обомлел дежурный.

— Машину к подъезду! Шофера не надо. Я поведу сама.

— Слушаюсь…

На Курфюрстендамм, неподалеку от дома, где жил Шелленберг, стояла зенитная батарея. Когда Маренн подъехала, пушки грохотали во всю мощь, сотрясая стекла. Слышались разрывы падающих бомб. Она увидела, как огромный бомбардировщик попал в сходящиеся лучи прожекторов. По самолету открыли огонь зенитки. Он пытался скрыться от прожекторов, но ему это не удавалось. Дом, в котором жил Вальтер, был цел. Маренн вышла из машины и в это время услышала вой падающей бомбы.

— Ложись! — кто-то крикнул ей и, схватив за руку, бросил на асфальт.

Раздался страшный грохот. Звон разбитого стекла, треск отваливающейся штукатурки. А затем наступила тишина. Маренн вскочила. Машину отбросило в кювет. Она загорелась. Через мгновение раздались крики о помощи, затем слова команд и громкий топот солдатских сапог. Маренн бросилась к дому.

— Стойте! Куда вы? — ефрейтор из оцепления пытался задержать се. — Они еще летают!

— Оставьте!

Кругом были развалины. В квартале разорвалось пять бомб. Одна из них попала и в дом Вальтера. Она разорвалась на уровне первого этажа. Взрывом было уничтожено все левое крыло здания. Маренн подняла голову. В квартире Шелленберга горел свет. Солдаты внизу кричали:

— Эй, там, на пятом этаже! Вы что, с ума посходили! Выключайте свет!

— Подождите!

Маренн вбежала в парадную, быстро поднялась по полуразрушенной лестнице на пятый этаж. Двое солдат еле поспевали за ней. Входную дверь выбило взрывной волной. Маренн вбежала в квартиру. Спотыкаясь об опрокинутую мебель, пробежала через пустую гостиную и распахнула покосившуюся дверь в детскую. Вальтер был здесь. Он склонился над кроваткой сына. Мальчик лежал под одеялом, серым от пыли, но был цел и невредим, как и отец. В комнате не осталось ни одного целого окна или предмета меблировки, а один осколок врезался в стену прямо над кроватью ребенка. Маренн выключила свет и подошла к Вальтеру. На ее лице против воли появилась улыбка. Забыв о бомбежке, они молча смотрели друг на друга.

— Вальтер, ты цел? — в комнату вбежала Ильза, но увидев Маренн, осеклась.

Воцарилось молчание, нарушаемое гулом самолетов. Шелленберг взял сына на руки.

— Вам надо спуститься в бомбоубежище, — сказал он Ильзе. — Идем.

— Я рада, господин бригадефюрер, — официальным тоном произнесла Маренн, — что с вашей семьей все в порядке, никто не ранен. Мы поднимемся на следующий этаж.

Шелленберг с тревогой взглянул на нее. Она спокойно приказала солдатам:

— Передайте остальным — необходимо обойти все этажи, собрать раненых. Особенно тщательно обследуйте левое крыло, там большие разрушения. Один — вниз, доложить командиру. Второй — пойдемте со мной. Выполняйте.

Выходя из квартиры бригадефюрера, она слышала, как Ильза сказала Шелленбергу:

— Странно, что фрау Ким собирает раненых именно в пашем районе.

— Она собирает их по всему фронту, — мрачно ответил Вальтер. — А не только в нашем районе. Работа у нее такая.

Да, все это случилось совсем недавно. Но явно не имело никакого отношения ко всему, что происходило сейчас.

— Мне ничего не известно о намерениях бригадефюрера, — повторила она. — Ни в личной жизни, ни вообще.

И, отвернувшись, взялась за ручку двери.

— Ты мне не ответила, — проговорил он.

— Насчет чего? — спросила она не проворачиваясь, хотя прекрасно понимала, что он имеет в виду.

— Насчет всего, — голос Скорцени прозвучал напряженно. — Ты ничего не ответила.

— Мне больше нечего сказать, — Маренн быстро пожала плечами. — Я против того, чтобы убивать стариков, даже на оккупированной территории, даже если на этот счет существует десять распоряжений рейхсфюрера, а не одно. Надеюсь, теперь все ясно? Добавить нечего.

Она раскрыла дверь и вышла из палаты. К вечеру состояние оберштурмбаннфюрера резко ухудшилось. Произошло то, чего больше всего опасалась Маренн. Поднялась высокая температура, Отто мучили сильные боли. Инъекции морфия не помогали. Все говорило о том, что началось заражение. По установить очаг в полевых условиях трудно. Он терял сознание, метался в бреду, повторяя все время воспаленным, пересохшим ртом: «Маренн, Маренн…» Окружавшие оберштурмбаннфюрера врачи знали се, как фрау Ким Сэтерлэнд, и поэтому им не приходило в голову, что он звал ее. К полуночи состояние стало критическим. Маренн связалась с Берлином, прося разрешения срочно самолетом доставить оберштурмбаннфюрера в центральный госпиталь в Кракове. Военно-транспортный самолет за полтора часа домчал их до столицы генерал-губернаторства, где по приказанию гауляйтора Польши Франка на аэродроме ждала медицинская машина. В госпитале рентген показал, что при взрыве частицы мундира, а также мелкие осколки снаряда и металлическая крошка обшивки машины попали в жизненно важные органы, в том числе в желчный пузырь, который был частично заражен, его необходимо было удалять, так как создалась реальная угроза общего заражения организма.