Тэд Уильямс - Хвосттрубой, Или Приключения Молодого Кота

Следя за их отбытием, Хвосттрубой подавил взрыв удовлетворенного смеха. Самое трудное было еще впереди.

Покончив с этим делом, Хвосттрубой ощутил, что его лихорадочно-быстрые мысли потекли медленнее. Страшно хотелось есть. Не знал, как с этим и быть. Прислонившись к туннельной стене и наблюдая за еще одной подневольной бригадой, которую гнали на рытье, он обдумывал, что выбрать. Наверное, он мог бы попробовать незаметно оставаться где-то в сторонке – воруя тут или там пищу, стараясь проворством и осторожностью уклоняться от охранников. Раньше или позже, впрочем, его поймают. По Холму не бродил никто из Свободного Племени, – во всяком случае, он таких не встречал. Это значило накликать беду, а у него и так уже было полным-полно забот.

Внизу по проходу шло следующее стадо заключенных под присмотром пары угрюмых Когтей. Когда бригада поравнялась с укрытием Фритти, один из рабов, шедших впереди, свалился. Остальные старались перепрыгнуть через упавшего, сталкиваясь с товарищами; поднялись великий вой и рычание. Двое Когтей, выпустив свои красные лезвия, пробирались сквозь свалку.

Фритти, почуяв в этом некую возможность, выпрыгнул из туннеля и быстро двинулся к тылу шеренги.

«Легче сбежать из такой вот бригады, чем долго жить как призрак, – решил он. – К тому же кто станет искать беглого заключенного в тюремной камере?» – Ты, солнечный крысенок! – проскрежетал голос. Хвосттрубой взглянул в охранничью морду с тяжелыми челюстями. – Я видел! – прорычал Коготь. – Отбеги-ка мне еще разок, и я тебе всю котовость оторву!

Колонна, опомнившись после давки, построилась и двинулась, унося Фритти, как волна.

Жизнь в подневольной бригаде была не столь трудна, как прежде. Фритти окреп после отдыха в Крысолистье; хоть и редко там охотился, но все же питался лучше, чем бедные коты, с которыми делил заключение. Ему грустно было видеть вокруг несчастных и страдающих, но на этот раз все было иначе: он сам выбрал бремя неволи, втайне он действовал! Хотя сердце и предостерегало его от безрассудства, он не мог справиться с чувством тихой гордости. У него была цель, очень далекая, но он тем не менее уже к ней шел. Удача по-прежнему не покидала его.

Заключенные тоже почувствовали перемену в атмосфере Холма. Смятенное, тревожное ощущение надвигающихся событий угнетало их. Никто из заключенных не рассказывал историй, не пел. Даже споры стали унылыми и тусклыми. Узники как бы сжимались всем стадом, ожидая удара, чтобы свалиться.

Один из заключенных коротко пересказал Хвосттрубою слухи, ходившие среди тюремщиков: об отблесках и шумах в Пещере-Пропасти, о том, как Когти и Клыки сбивались в раздраженные, нетерпеливые стаи, которые потом отсылали в дальние туннели. Стараясь казаться равнодушным, Фритти пытался выкачать из заключенного – одноглазого полосатого кота по имени Щуполап – еще кое-какие сведения, но ослабевший кот больше ничего не знал.

Фритти провел с туннельными рабами две рабочие смены, и в нем закипело нетерпение: он знал – время не ждет. Только и думал, что об опасности, в которой были его друзья. Перводомье и участь Племени улетучились у него из памяти, как что-то далекое, отвлеченное. Расставшись со Щуполапом, Хвосттрубой, сгорбившись, сидел в углу пещеры, пока не пришли охранники, чтобы выгнать их на работу.

Время грязного, гнущего спину рытья тянулось медленно, как густой сок. Хотя лапы у Фритти растрескались и кровоточили, он рыл, точно уничтожая время, стараясь хотя бы так, в основном силой, избыть Часы рытья.

Когда ухмыляющийся Коготь прорычал из отверстия туннеля, что пора кончать рытье, Хвосттрубой и другие вконец измученные заключенные стали подниматься наверх. Предусмотрительно отстав от колонны, когда последний перед ним кот одолел край туннеля, Фритти остановился, потом быстро пробежал вспять по короткому проходу и бросился на землю в конце ямы, которую они рыли. Как можно дальше заполз под кучи отработанной почвы и притаился.

Разрозненные голоса заключенных доплывали до него сверху. На миг пылающий золотистый глаз заглянул вниз, в туннель, но грязь и темнота скрывали Фритти от всего, кроме разве что самого тщательного досмотра, и вскоре он услышал, как подневольная бригада прошаркала прочь. Он бесшумно лежал в конце ямы, покуда сердце не пробило множество раз, и наконец осторожно пополз вверх.

Небольшая пещера, из которой выходила сеть рабочих туннелей, была пуста. В тусклом свете земли не было видно никакого движения, кроме его собственного. Небрежно, но быстро он смыл основную пыль с морды, ног и хвоста и беззвучно вышел в большой проход, по которому уже прошли его товарищи-заключенные и охранники.

В пещере, где лежал Шустрик грезя о белом коте, засыпала наконец и сама Мимолетка. Ее изнуряло напряженное ожидание – она ждала, что мстительный Когтестраж вот-вот вернется за нею – и вынужденная беспомощность ее положения: она перестала копить силу и настороженность, чтобы сопротивляться. Уткнувшись подбородком в лапы, она долгое время пролежала, созерцая смирные, беспомощные фигуры Шусти и Грозы Тараканов, и безнадежность витала над нею, точно теплый туман. Когда охранник втиснул злобную морду в пещеру, то застал всех троих как бы в мертвенном покое. С желтозубой одобрительной ухмылкой он скрылся.

У Грозы Тараканов замигали, открываясь, глаза. Хотя тело его все еще вяло и неподвижно лежало, они на миг наполнились сильным, холодным пламенем.

Потом свет, мерцая, угас в их глубинах, чтобы, казалось, умереть. Веки опустились на место, и все сызнова окаменело.

Гнусняк уже ждал Фритти, когда тот подошел к ответвлению туннеля. Клыкостраж исполнял что-то вроде танца предвкушения; его голый хвост извивался и крутился, словно тонущее пресмыкающееся. Хвосттрубой, который потратил много времени – ему чудилось, что Око уже многократно открылось и закрылось в небесах, пока он осторожно добирался до места встречи, – приблизился как можно тише, и его приветствовало только пронзительное шипение Гнусняка:

– Проходчик! Ты пришшел?! У меня новоссти, новоссти!

– Тише! – зашипел и Фритти. – Какие новости?

– Я нашшел твоего заключченного! – ликующе закричал Клыкостраж, – Гнуссняк сделал это!

Хвосттрубой почувствовал, что время прямо-таки давит на него.

– Где? Где она?

Гнусняк ухмыльнулся – полная пасть зубов под изувеченным рылом блеснула в безумном оскале.

– Недалеко отсюда, о да, оччень близзко! Ох, умница Гнуссняк услужжил лорду-Всевластителю!

Пытаясь сохранить выдержку, Фритти с пересохшим горлом пережидал, пока Гнусняк описывал, где держат Мимолетку. Когда безглазый Клыкостраж окончил, Хвосттрубой в яростной надежде рванулся было прочь, но внезапно остановился.