Шимун Врочек - Рим. Книга 1. Последний Легат

– Останься.

Мир взрывается. Огненно-красное. Темное. Блеск.

Тит мгновенно оборачивается – так быстро, что она не успевает среагировать. Миг – и он уже держит ее в объятиях, стискивает, под ладонью гладкая бархатистая кожа. Кажется, что грубая жесткая ладонь Тита тонет в этой мягкости и соблазне. У него сводит скулы, мышцы шеи сводит так, что болит все тело.

– Мой, – говорит рыжая тягуче и гортанно. Глаза ее темные и глубокие, как мрак подземного мира. Победно мерцают. – Мой.

За окном раздается тоскливый медный звук войсковой трубы.

В атриуме моей палатки – в том месте, где в обычном доме находится бассейн для дождевой воды, – возвышается небольшой стол из черного дерева. На нем полчаса назад был мой завтрак. А сейчас там стоит бронзовая ванночка для масла, рядом лежат на чистом полотне сверкающие бритвы, кусачки для ногтей, бронзовые ножницы и щипцы для завивки волос. Выглядит зловеще.

Я слышу бряканье металла. Толстый сицилиец, глава легионных цирюльников, любовно протирает инструменты. Словно собрался как минимум меня вскрывать. Для бальзамирования, ага.

Раб приносит и ставит на стол большую чашу с горячей водой. Над ней поднимается пар. Изгибается, плывет… Прохладно здесь с утра, в вашей Германии.

Я потираю ладонью подбородок и шею. Колется. Зарос легат. Горячая вода нужна, чтобы распарить кожу, – цирюльник опускает туда полотенца, которые приложит затем к моему лицу. А масло… Масло необходимо, чтобы на моем лице осталось немного кожи – после того, как по нему пройдется лезвие бритвы.

Масло. Иначе лезвие не скользит.

– Доброе утро, префект, – говорю я. – Как спалось?

Эггин оглядывается, словно никогда здесь не был.

– Легат, – резко кивает он.

– Располагайтесь, префект. Нам нужно поговорить.

Цирюльник достает полотенце из чаши с горячей водой, отжимает его – руки у него становятся красные, словно обваренные, – и прикладывает к моей щеке. Ох! Горячо.

Пока цирюльник отжимает другое полотенце, я смотрю на Эггина. Щека нагревается.

– У нас с вами возникли… некоторые разногласия, префект, – говорю я.

Эггин глядит исподлобья.

– Разве? – говорит он желчно. – Я не заметил.

Даже так? Как с вами трудно. Цирюльник собирается приложить следующий компресс, тянет руку… Я отстраняю. Цирюльник смотрит удивленно. Я снимаю прежнее, уже почти остывшее полотенце и встаю.

– Позже, – говорю я и вручаю мокрый ком цирюльнику.

Тот вздергивает брови, кланяется и выходит из палатки.

Эггин с интересом смотрит на происходящее, но ничего не говорит. Когда клапан палатки закрывается, я поворачиваюсь к префекту.

– А теперь прямо. С кем должен был встретиться Луций? Там, в лесу?

Эггин пожимает плечами. Мне откуда знать, мол. Хорошо, зайдем с другой стороны.

– Но что-то вы знаете?

Префект опять пожимает плечами:

– Я не интересовался делами легата. Это его дело, чем он занимался и что делал в том лесу. Но мне жаль, что он погиб – так глупо. И еще сильнее жаль, что он угробил вместе с собой девятнадцать отличных солдат.

Что там сказала Туснельда? «Твой брат – великий человек. Все германцы так думать». Так вот, «римляне так не думать». Я говорю:

– Вам не нравился Луций, префект. Я это вижу. Почему?

Молчание.

– Префект?

– Ваш брат слишком любил варваров, – говорит Эггин наконец.

– Это не ответ на мой вопрос.

– Слишком, – повторяет префект лагеря.

И я не могу понять – то ли он издевается, то ли префекта на самом деле это задевало. Проклятье, как все сложно. Другая страна, другие люди…

В воздухе плывет пар, поднимающийся от чаши с водой. Изгибается… течет, как некий призрачный зверь.

На большие игры в Рим привозят животных – чем экзотичнее, тем лучше.

Однажды привезли белого медведя. Настоящее чудо. Говорят, такие звери водятся где-то очень далеко – на самом севере, в местах, где круглый год лежит снег. Там никогда не заходит солнце, а если заходит, то не возвращается обратно годами. И там живут эти медведи – огромные, гораздо больше наших, бурых.

Длинное вытянутое тело. Желтая свалявшаяся шерсть. И совершенно жуткая морда. Говорят, те, кто его видел, этого медведя с белой шкурой, испытали самый жуткий страх в своей жизни…

Я хмыкаю. Смешно. Видимо, там, за Ахероном, обитают только германцы и белые медведи.

Интересно, что подумал белый медведь, когда его привезли в Рим? Слишком тут жарко? Или – что это за фигня вокруг меня творится?

«Действительно, – думаю я. – Что это за фигня вокруг меня творится?»

– Мой брат… Луций. Я слышал, его называли Любителем Варваров, – говорю я. – Что это значит?

Другими словами: «Брал мой брат взятки или нет?» Я хочу знать.

Эггин некоторое время рассматривает меня так, словно это я – белый медведь, привезенный в Рим на большие игры. И, кроме своей клетки, ни хрена в Риме не видел.

– Понятия не имею, – говорит он. – Я простой солдат, где мне размышлять о высоких материях…

…Рыжая «волчица» в окне лупанария. Высокие материи, ага, ага.

– А если попробовать?

Эггин усмехается уголками губ.

– Думаете, его так прозвали за любовь к варварам? Думаете, ваш брат понимал и ценил гемов? Тифону в задницу железный гвоздь! Конечно нет. Любил ли он варваров? Ага. – Префект ухмыляется. – Кого-то из них и любил, да.

– Что вы имеете в виду, префект?

– Как вы все-таки молоды, легат, – говорит Эггин. – Хотя, возможно, это чересчур сложно для гражданского…

Меня только что обозвали «мальчишкой» и «дураком». Забавное утро, ничего не скажешь.

– Мы отклонились от темы, – говорю я.

– Как бы вам объяснить, легат… Ваш брат Луций любил не самих варваров…

– А кого?

Пауза. И тут я понимаю: кого. Но все равно позволяю Эггину ударить первым. Он прав: я мальчишка и дурак. И еще – белый медведь, впервые оказавшийся в Риме. Как я раньше не догадался…

– А их женщин, – говорит Эггин. – А в последнее время – одну женщину. Та девчонка… как ее? Туснельда.

Туснельда, думаю я. Во мне нет ни злости, ни особого удивления – Луций и германка, почему бы и нет? Мой брат – необыкновенный человек, Туснельда – прекрасна. Будь все проклято, думаю я. Тифон стоглавый… чтоб тебя…

Я молчу.

Над головой Эггина медленно изгибается дым от курильниц. Я чувствую запах горящих благовоний. Мирра и сандал. Ладан и дохлые комары.

Ты смотри. Отомстил мне префект за рыжую «волчицу» в том окне. Отыгрался.

– Спасибо, префект, за откровенность. Еще вопрос: у моего брата здесь были враги?

…Когда префект уходит, я некоторое время сижу без движения, глядя перед собой. Думаю.

Луций и Туснельда. Мой серьезный старший брат и – юная германка. Интересное сочетание. Мне трудно представить их вместе. Возможно, потому… Я сжимаю зубы, качаю головой. Надо же, не ожидал от себя.