Татьяна Зубачева - Мир Гаора

— Придётся дать, а то и ему тяжело, и остальным не до сна. Давай будить, а то захлебнётся.

— Рыжий, — Матуха осторожно похлопала его по щеке, — очнись, Рыжий.

Он вздохнул и застонал.

— Рыжий, — повторила Матуха.

— А? — наконец выдохнул он. — Кто? Где я?

— Всё там же, — серьёзно, даже сердито сказал Ворон. — Проснулся?

— Ворон?

— Да, держи.

— Что это? — он растерянно ощупывал положенную ему на ладонь таблетку.

— Снотворное, — Ворон всё-таки решил дать ему целую таблетку, но одну. — Воюешь слишком громко. Глотай и запей.

Подчиняясь командам, он засунул в рот таблетку, запил из поданной кружки и тяжело не опустился, а рухнул на подушку.

Они постояли над ним. Частое неровное дыхание постепенно сменилось более спокойным и ровным. Он вздохнул и вытянулся, обмякая.

— Заснул, — кивнул Ворон и строго посмотрел на Аюшку, — а ты посиди с ним. Если станет совсем редко дышать, разбудишь меня.

— Ага, — кивнула та.

— Всё, — Матуха зевнула, пришлёпнув рот ладонью, — всем спать.

И в спальнях, наконец, наступила тишина.

Впервые в жизни команда "подъём" не разбудила Гаора. Он не услышал ни крика надзирателя, ни утренней суматохи и суеты. Он спал без снов, ничего не ощущая и не помня, только полное спокойствие.

Утром многие первым делом бросились к нему посмотреть: жив ли, но вошла Матуха и погнала всех.

— Нечего тут, только парень успокоился. Старший, сколько ему на поправку дали?

— Три дня, — озабоченно ответил Старший, — успеем?

— Успеем, — ответил за Матуху Ворон. — Первая ночь самая тяжёлая, дальше легче будет.

После вчерашнего Ворону верили, и утро пошло по заведённому порядку. Хотя многие стояли в строю отчаянно зевая, со слипающимися глазами, но рта о том, что, дескать, Рыжий никому спать не дал, никто не открыл. Понятно же, чего там.

Когда все ушли и наступила тишина, Маманя с Матухой решили разбудить Рыжего и напоить чем-то сытным. Как выводить человека из голодовки, они сами и без Ворона знали: голодом наказывали часто, у иных хозяев на хлебе и воде неделями держали, да ещё работать велели. А здесь-то… Парень крепкий, вчера, конечно, плох был, а разлёживаться ему особо давать и нечего: три дня всего. Надо успеть его на ноги поставить и расходить.

— Рыжий, — Матуха, как и ночью, похлопала его по щеке. — Проснись, Рыжий.

Глухо, как из-за стены, Гаор услышал, что его зовут.

— Аа? — откликнулся он протяжным вздохом. — Чего?

Два женских голоса засмеялись над ним.

— Просыпайся, Рыжий, поешь малость.

— Давай-ка, подсажу тебя.

Мышцы слабо отзывались на его усилия, но беспорядочных судорог уже не было. Он сел, ему сунули в руку приятно тёплую кружку, помогли донести её до рта.

— Пей.

Он послушно глотнул. Густая непонятного вкуса, но ему сейчас не этого, горячая, но не обжигающая жидкость заполнила рот и горячим, согревающим грудь, комком прокатилась по пищеводу. Он пил, переводя дыхание после каждого глотка. Жаль, глотков оказалось маловато.

— Спасибо, — выдохнул он, протягивая в пустоту кружку, — ещё.

— Нельзя тебе сейчас много, — ответил ему женский голос, — потом ещё попьёшь.

— Матуха? — уточнил он.

— Ну да, кто ж ещё. А сейчас ложись и спи.

— Да, — он откинул одеяло и попытался встать.

— А, ну давай, конечно, — его подхватили под мышки.

— Я сам, — попытался он запротестовать.

— Сам-сам, ты всё сам, — засмеялась Матуха.

Несмотря на его протесты, ему не то что помогли, а чуть ли не довели до уборной и там одного не оставили. Обратно он шёл уже уверенней, или это ему только так казалось.

Он хотел ещё попросить Матуху снять повязку и спросить, чего так тихо, куда все подевались, но заснул, едва успев лечь. Матуха сама укрыла его, подоткнув одеяло.

— Всё, Аюшка, спать иди.

— А ежли он опять биться начнёт? — спросила Аюшка, мужественно борясь с зевотой.

— Не начнёт, — улыбнулась Матуха, — он теперь спать будет.

— Я пригляжу, — важно сказал Махотка, упросивший, чтоб его при Рыжем сегодня дневальным оставили.

— А куда ж ты денешься? — засмеялась Маманя. — Давай только и остальную работу сполняй, а то я Старшего ждать не буду, сама накостыляю. Пол-то не метён, не мыт, давай, берись за работу.

— Возле его койки не пыли, — озабоченно сказала Матуха, — смачивай чаще.

— Знаю, — шмыгнул носом Махотка.

Ничего этого Гаор не слышал. Он спал. Время от времени его будили, давали ему что-то пить, потом пожевать, вроде это была каша-размазня, он ел и пил подносимое ко рту и снова засыпал. Потом до него смутно доносился шум множества голосов, вроде его даже трогали, и он невнятно заплетающимся языком отругивался, чтобы ему дали спать. Однажды с ним уже было такое, когда после многодневного утомительного бессмысленного боя наступила тишина, и они повалились на землю кто где стоял и заснули, и санитары трясли их и пинали, пытаясь разбудить и так отделить раненых и убитых. Ещё дважды его сводили в уборную, и в последний раз он уже почти шёл сам и даже пытался ладонью считать стояки. Но и это сквозь сон.

И проснулся опять от шума, в котором не сразу, но узнал шум вечерней спальни, и попытался приподняться на локтях, почему-то он лежал уже на животе, хотя не мог вспомнить, когда и зачем повернулся.

— Чего тебе? — спросил над ним озабоченный голос Ворона.

— Уже что, вечер? — спросил Гаор, с трудом ворочая языком.

— Правильно вечер. Ну, как ты?

— Нормально, — он медленно, уж очень плохо его слушалось тело, повернулся и попытался сесть.

Ему помогли.

— Очунелся? — спросил голос Старшего.

— Да, а как же…?

— Три дня тебе на поправку дали, — весело сказал Старший. — А потом в гараж выйдешь.

Вокруг радостно заржали.

— Так что, Рыжий, лежи не хочу!

Гаор попробовал улыбнуться.

— Належался вроде. Голова только тяжёлая. И глаза…

— Голова тяжёлая от таблетки, — сказал Ворон. — Не помнишь, как тебя снотворным поили?

— Помню, — не очень уверенно ответил Гаор. — А… зачем?

— Воевал громко, — усмехнулся Ворон.

— Понятно, — вздохнул Гаор.

Неужели кого-то отметелили за него? Хреново. И откуда снотворное взялось? Но думать об этом и тем более спрашивать было тяжело. Он почему-то от этого короткого разговора устал. И попросил.

— Глаза развяжите.

— Ворон, как?

— Может, и впрямь, а?

— Очунелся вроде…

— Попробуем, — озабоченно сказал Ворон. — Давай так. Ложись на живот, лицо с двух сторон руками заслони.

Несколько рук помогли Гаору выполнить указания Ворона и сняли повязку.

— Открой глаза, что видишь?

Зыбкий расплывающийся свет, нет что это? Серое, непонятное… А, понял!

— Подушку вижу.

— А теперь опусти ладони, подними голову. Ну?

Глаза слезились, болели, но он видел… Видел!