Татьяна Зубачева - Мир Гаора

Гаор закрыл глаза, чтобы не видеть белый — с недавних пор он ненавидел этот цвет — потолок, достал папку, развязал тесёмки и вынул лист. Так. Общая терминология. Сырьё, полуфабрикат, продукт. Сырьё… нет, для каждого, скажем так, звена это своё. В Амроксе — это поступившие из отстойников "галчата". Предварительная обработка, мытьё, стрижка наголо и… операция. Инъекции, вживление электродов. Выжигание памяти. Сортировка, и прошедшие становятся "полуфабрикатом". Не прошедшим ставится клеймо, и они переводятся в другие отделения… Он записывал простыми точными словами. Картины, диалоги — это всё потом, это и так помнится, сейчас он готовит боевое донесение. А сколько вообще отделений в Амроксе? Он побывал в трёх, а судя по длине забора, вдоль которого едешь до ворот, их не меньше десяти. "Полуфабрикат" ещё не смотрели, а "продукта" вообще не касались. Думать об этом было нестерпимо больно, но он заставлял себя через боль писать, формулировать, сопоставлять. Не позволяя себе эмоций.

Да, ему делали переливание крови, он помнит закреплённые на штативе прозрачные пакеты с кровью. И теперь он знает, не догадывается, а знает, видел, как они делаются, и как сваливают обескровленное тельце в контейнер на колёсиках с желтой надписью на боку: "утилизация", тоже видел. Да, он видел, как пакуют выкачанную кровь в стерильные пакеты и загружают ими холодильные шкафы. Он видел и "сырьё" — привезённых с сортировок всех возрастов, обоего пола, получивших страшные категории: третью и четвёртую по здоровью и шестую по использованию. В детских и взрослых ошейниках, с самыми разными клеймами, но больше всего кружков. И видел, как обрабатывают "сырьё" — осматривают, берут анализы, определяют кого куда, у кого что взять. И "полуфабрикаты" — привязанных к каталкам и операционным столам, обездвиженных не анестезией, релаксантами, с парализованными, а то и попросту перерезанными голосовыми связками — чтобы не нервировали врачей. И полную утилизацию он видел. Прошёл по всей цепочке. "Продукт" — пакеты с кровью, подготовленные к пересадке сердца, лёгкие, почки, печени, всё отсортировано по размерам и имуннотипу, пробирки со спермой, пакеты с волосами, пласты снятой и первично обработанной кожи и контейнеры с тем, что идет в "печку". И как просеивают на выходе пепел, выбирая металлические узкие сетки взрослых — детские снимают при разделке — ошейников, отделяют несгоревшие кости, их перемалывают, смешивают с пеплом и фасуют в мешки удобрений.

Гаор мысленно достал ещё один лист и тщательно вычертил схему. Отстойник — сортировка и веер стрелочек. Кого куда. И куда, в какие фирмы идёт "продукт" из Специализированного Накопителя и Главного хранилища биоматериалов.

А Центральный госпиталь… он потребитель "продукта", он заказывает и получает кровь для переливания и органы для пересадок. А те, кому переливают и пересаживают… А те, кто покупает знаменитый гамма-глобулин, натуральный продукт… приготовленный из свежевыкачанной детской крови. Кто они? Ворон говорил: соучастники. Но тогда… но тогда нет нам прощения, никому. Нам? Это ты о ком? О дуггурах? Да. Здесь я с ними, я тоже соучастник. Во мне течёт выкачанная из безвинных кровь. Дважды делали горячее переливание, из вены в вену, и меня потом увезли в палату, а отдавшего мне кровь в печь. Простите меня, я не сволочь, я не знал…

Гаор рывком открыл глаза и сел, испуганно посмотрел на часы. Нет, он успевает. Он снова лёг, вложил листы в папку, завязал тесёмки и убрал папку. Облегчённо перевёл дыхание, чувствуя, как на голове и теле выступает холодный пот. Всё, вдохнул, выдохнул и вперёд.

Он встал и достал из шкафа тренировочный костюм, трусы, майку-борцовку, носки, кроссовки…

— Ты не проспишь? — спросил за спиной тоненький голосок.

— Нет, Снежка, — ответил он, не оборачиваясь и натягивая трусы. — Видишь, встал уже.

— Ага, — согласилась Снежка. — Медицина сказала, чтобы ты после тренировки к ней пришёл.

— Зачем? — удивился Гаор, быстро одеваясь.

— А ты спишь и плачешь, — ответила Снежка. — Или про танки и воздух кричишь. Или совсем смешно, — она засмеялась, — то вперёд, пошёл вперёд, и тут же наза-ад!

Она явно передразнивала его. Ей было и в самом деле смешно.

— Кричу? — переспросил он.

— Ты шёпотом кричишь, — уточнила Снежка, — только кто рядом лежит, слышит.

Гаор досадливо прикусил губу. Вот чёрт, ведь если он про увиденное в поездках начнет кричать, то будет совсем хреново, а то и полный амбец.

— Ладно, спасибо, скажи, что приду.

— Ага, все как есть скажу, — согласилась Снежка. — Рыжий, а я седни, ой, сегодня к тебе приду, ладно?

— Ладно, конечно, — пожал он плечами, — чего спрашиваешь?

Ему уже было пора идти, даже бежать, но Снежка загораживала ему дорогу.

— Ну, что еще? — начиная сердиться, спросил он.

Снежка оглянулась на дверь и понизила голос.

— Рыжий, я пощупаю тебя сегодня, ну, там, ладно?

— Это ещё зачем? — глухо спросил Гаор.

— Ну, меня спрашивают, какое оно у тебя, а я не знаю, чего врать.

— Кто спрашивает? — очень спокойно и тихо спросил Гаор.

Снежка вздохнула.

— А голозадые из первых спален. А ещё матка сказала, что если я нетронутая, меня у тебя заберут, а тебе кого из мальцов дадут, а ими Сам занимается и готовит, с мальцом его не обмануть, нет. Ты, Рыжий, не бойся и не думай чего, я ещё когда всё умела. А раз ты не хочешь, я ощупаю всё, а им скажу, что было, — она засмеялась. — Я знашь как врать ловкая! Ладно?

Говорить Гаор не мог от сдавившей горло судороги. Он молча кивнул и, обойдя Снежку, побежал к двери. Огонь Великий, если ему Рарг сейчас даст спарринг, он же поувечит всех насмерть, а там пусть хоть запорют, хоть затравят…

Но Рарг, не удивившись его появлению, с ходу погнал его по тренажёрам, а в боксерский спарринг встал с ним сам, а потом снова тренажёры, и к жёсткому спаррингу с парнями Гаор самую горячую злость уже сбросил и работал зло, но не теряя головы и в глубине души понимая, что эта-то пятёрка совсем не при чём.

— Все, хорош, — наконец кивнул Рарг, — к площадке полосу прибавь, — и повернулся спиной, показывая окончание тренировки.

— Да, господин Рарг, — тяжело переводя дыхание, сказал его могучей спине Гаор. — К площадке прибавить полосу.

Он подобрал свою куртку, накинул на мокрые плечи и побежал вниз, уже почти здраво соображая. Сказанное Снежкой было настолько недвусмысленно и требовало столь однозначных действий, что он об этом и не думал. Тем более что предложенный Снежкой вариант был в этой ситуации наименьшим злом. Больше его заинтересовало вырвавшееся у Снежки слово "матка". Значит, в третьей спальне живут всё-таки по-людски, и Снежка не совсем одна, есть кому за ней присмотреть. И значит, как ни старается Мажордом всех задавить, а не получается. А вот что он во сне плачет и кричит… Ну, что плачет, он знал: сколько раз просыпался с мокрыми щеками, а вот про крики… И Снежка говорит, что он кричит шёпотом, так откуда же Медицина про это знает? Кто-то стучит, понятно, но чтоб стучать, надо слышать. Так что не такой уж это, видно, шёпот.