Татьяна Зубачева - Мир Гаора

— Вы не первый задумавшийся об этом.

— Знаю, профессор. Но не хочу оказаться последним. Назревает война.

— Но до неё ничего измениться не успеет. А после войны…

— А после неё, профессор, будет уже поздно думать. Послевоенные соображения должны возникать до войны или, в крайнем случае, во время войны, а те, что возникают после, называются уже предвоенными.

— Вы его помните? — удивился Варн. — И даже почти дословно.

— Во-первых, я с ним согласен. А во-вторых, грешно забывать учителей.

Имени опального, исчезнувшего — вышел из дома, в университет не пришёл, домой не вернулся, тела ни в одном морге не нашли, полиция искать отказалась — учёного, коллеги и учителя, оба не назвали, не столько из опасения подслушки, сколько по привычке не произносить вслух того, что может оказаться опасным.

— И если не успеем, — кивнул Варн, — то после неё думать об этом будет просто некому.

— И похоже, — подхватил Туал, — это поняли не только мы. Или начинают понимать.

— Не обольщайтесь. Принятые решения могут только усугубить проблему.

— Профессор, любое решение любой проблемы изменяет всю сетку и усугубляет другие узлы.

— Реальность как сеть… — Варн улыбнулся. — Что ж, я согласен, в этом контексте теория сети вполне оптимальна. И учтите, при недостатке информации вероятность верного решения очень мала.

— Да, профессор, разумеется, именно так. Но отказ от решения более губителен. А полной информации у нас нет и, боюсь, уже не будет. Наше прошлое настолько обрывочно и фрагментарно, что настоящее непонятно, а будущее непредсказуемо.

— Не прошлое, — строго поправил Варн. — Прошлое как раз неизменно, а обрывочны и фрагментарны наши знания о нём.

— И, — Туал даже подался вперёд, — как вы думаете, профессор, насколько велики шансы когда-нибудь восполнить пробелы?

Варн невесело рассмеялся.

— Верите в подвалы Дома-на-Холме, где хранится всё? Уверяю вас, и они знают не всё. Далеко не всё. Да, есть закрытые хранилища, тайные хранилища и забытые хранилища. Но и там только обрывки, бессвязные фрагменты. Сколько было династий?

Туал немедленно ощутил себя на экзамене и даже сел навытяжку.

— Три династии Тёмных Веков, пять династий Великого Пути, "короткие" династии Огненного Очищения, двенадцать династий Великой Империи…

— Стоп, — Варн выставил ладонь останавливающим жестом. — Вы думаете, что на все Тёмные века пришлось только три династии?

— Да, — Туал мотнул головой, стряхивая наваждение. — Тем более что от того времени сохранились только легенды победителей.

— Вот именно. Три династии победителей, с полным отсутствием какой-либо информации о переходах от одной династии к другой. О побеждённых мы ничего не знаем. А что мы знаем о Великом Пути? Пять династий на сто семей. Имена династий не совпадают с именами семей.

— А сами имена нам непонятны, — сразу подхватил Туал. — Да, как вы думаете, профессор, когда у дуггуров сменился язык?

Варн хмыкнул с грустной насмешкой.

— С равной вероятностью правы предположения, что сменились имена и названия, а язык остался прежним.

— Есть и такая гипотеза? — удивился Туал.

— И много других, — кивнул Варн. — И все они непроверяемы и недоказуемы в силу отсутствия источников…

— Которые старательно уничтожались, — закончил фразу Туал. — Каждая новая династия начинала с того, что уничтожала документы предыдущей.

— Историю пишут победители, — повторил Варн. — Но вернёмся к вашей работе.

Дверь кабинета внезапно распахнулась.

— Дедушка… Ой!

Влетевшая первой в кабинет девочка в форме Академической женской гимназии остановилась и, смущённо-кокетливо улыбнувшись, присела в правильном церемонном реверансе. Вошедший следом мальчик в форме Университетского пансиона вежливо склонил голову, приветствуя гостя, а в дверях стоял и улыбался юноша в мундире Политехнической Академии. Дети Кервина — догадался Туал. Ну, конечно, завтра начинаются новогодние каникулы. Варн строго посмотрел на внуков и улыбнулся им.

— Надеюсь, всё благополучно.

Это не было вопросом, но все трое дружно закивали.

— Тогда идите к бабушке. Всё расскажете потом.

Дружные кивки, ещё один реверанс и лёгкий полупоклон, и дверь закрылась.

Туал посмотрел на профессора и медленно, как будто что-то преодолевая, сказал:

— В университете появился новый… очень радикально настроенный…

— Я слышал о нём, — кивнул Варн. — Но это на нашем, историко-философском. А Политех не трогают. Им нужны технари. Там и лёгкую фронду допускают.

— Гуманитариев всегда давили, — согласился Туал. — Я только готовился поступать, когда отец меня предупредил.

— Ну что вы, — усмехнулся Варн. — Это давняя традиция нашего факультета. Меня об этом предупреждал ещё мой дед. Антимонархический или монархический — неважно — но всегда противоправительственный кружок. Каждые два-три года его раскрывают, участников ловят и карают, а руководитель набирает из первокурсников новый состав. Да, о новом… м-м-м… идеологе я слышал. Говорят, был обычным рядовым участником. Потом как раз во время очередного разгрома уехал к родичам на неделю, и вернулся таким радикалом!

— Жалко доверившихся, — тихо сказал Туал.

Варн молча кивнул.

— И опять, — так же тихо продолжил Туал. — Ведь все знают и молчат.

— Все хотят жить, — сухо ответил Варн. — Вспомните "Поучения".

— Да, я помню. "Когда зло всевидяще, стань тенью, и зло не заметит тебя". Но оно настолько всевидяще?

— Вопрос интересный, но не советую проверять на практике. Помните? Тьма лежит под тобой ничком, тьма сидит на тебе верхом, тьма качается над тобой полосатою кисеёй.

Туал сразу понимающе подхватил:

— Погляди в кромешную тьму. Не раздвинешь её плечом, не разрубишь её мечом. Чтобы справиться с липкой тьмой, извивайся, ползи змеёй. Всё терпение собери. Нету Солнца — в себя смотри. Хватит света в душе твоей, не ослепнешь среди теней.

— И что же вы замолчали? — Варн смотрел на Туала с лёгкой грустной улыбкой. — Забыли?

— Нет, — тряхнул головой Туал. — Конечно, помню. Близок сводчатый край небес, близок каменный мёртвый лес. Там конец твоего пути. Ты поклялся его пройти. Силу всю испытай его, слова страшного своего. — Туал перевёл дыхание и улыбнулся. — Хорошо писали древние. Профессор, как вы думаете, сколько веков этим строкам?

— Большинство исследователей относят исходный текст к Тёмным векам. В первый раз его запретила вторая династия Великого Пути.

— Да, и примерно каждые двести-триста лет запрещение повторяли, а разрешение ни разу не зафиксировано.

Варн укоризненно покачал головой.

— Вы так до сих пор и не поняли? Разрешение — это отмена запрета. Отмена запрета — унижение власти, ущерб её авторитету. Просто тихо и негласно за нарушение начинают карать намного мягче, или как бы не замечают, или выпускают дополнительные указы, как бы меняющие частности, а на самом деле прекращающие действия запрета.