Анджей Ваевский - Отныне я - твой меч

— Государь, здесь… — караульный недоговорил, оказавшись отодвинутым с прохода в шатер властной рукой.

— Ваше Величество, Садар Сидеримский, надо полагать? — вошедший жрец был незнаком Садару. Скрепляющий полы плаща амулет отлит из серебра — высокий ранг, не ниже самого Кирита, а тот и вовсе близок к Наставнику. От понимания этого король поёжился. Ничего хорошего не сулит государю визит священника такого ранга. Уж точно не победы пожелать пришли.

— Чем обязан, Ваше Святейшество? — монарх слегка наклонил голову в приветствии.

— Соблаговолите приказать своим ретивым молодцам пропустить делегацию в столицу Мадерека, — потребовал жрец.

— Никак не могу, отче, военное положение, знаете ли. Если мне не изменяет память, то святые отцы не вмешиваются в ход событий, когда одна страна затеяла войну с другой, — Садар вновь внутренне поежился, но не отступил.

— Вы правы, нам дела нет, сотрете вы Мадру с лица земли, или она вас. У нас приказ Наставника относительно отца Кирита. Чинить препятствия не советую, — голос священника стал жестче.

— В таком случае по возвращении из города я буду обязан обыскать вас. Но приказ отдам, вас пропустят, — король искривил губы так, словно глотнул прокисшего вина.

— Это еще почему? — возмутился жрец.

— Мало ли, вдруг вы императора тайно вывезти собрались, а мне ой как хочется с ним повидаться.

— Вы не доверяете Ордену?!

— Я никому не доверяю. Поэтому жив до сих пор и стою во главе государства, которое сам создал, — теперь уже в голосе правителя зазвенела сталь.

Процессия всадников в белом прошествовала через лагерь, приблизившись к Мадре. После коротких переговоров с заверениями, что сидериане не попытаются взять ворота под контроль, мост опустился, впуская жрецов.

— Как думаешь, зачем они пожаловали все же? — спросил Азит у короля.

— Считаю, что полетит чья-то голова. Так просто высшие чины ордена по гостям не ездят.

Улицы Мадры были пустынны. Жителям не до веселья, не до общения. Лавки закрыты, таверны на замке. Горожане закрылись в своих домах, пытаясь растянуть скудные запасы как можно дольше. Оживленно лишь у императорских хранилищ, где охраняемый солдатами амбарщик скупо отмеряет порции зерна. Он понимает лучше всех, что провизии осталось максимум на два месяца, и то если раздавать очень экономно, держать народ буквально впроголодь. Подобной ситуации никто не предполагал: простые горожане привыкли к богатым пышным рынкам, забыли, что такое голод, знать же и вовсе полагалась на частые поставки из поместий и основательных запасов в столице не держала. Оставалась надежда лишь на амбары государя, но и они ведь не бездонны, тем более, без нового урожая. Пора бы что-то изменить, и это понимал каждый. Только дворец молчит, Максур закрылся за стенами, словно выжидая, что всё само собой решится. Некогда шумная многолюдная столица словно вымерла, оставив лишь жалкие очаги жизни у хранилищ. Враг там, за стенами. Но каждый считает, что за собственными дверями надежнее. Только император не слышит ропота, поднимающегося среди народа, не видит недовольства. Не понимает — не простят ему мадеране этих месяцев затворничества и страха. Никто не хочет умирать, и нет разницы от вражеских ли мечей или от голода.

— Что теперь будешь делать? — буднично поинтересовался жрец, не поднимая взгляд на императора. Служитель Тарида писал очередное письмо Наставнику. Он не мог понять, почему нет ответа. Это была личная тайная переписка, которую не в силах перехватить ни обложившие город сидериане, ни прочие жрецы, состоящие на службе при Наставнике. Однако ответа нет вот уже месяц. Неужели и там попал в опалу? Точно сошлют в отшельники, думалось жрецу. И всё же он настойчиво терзал пергамент, выводя руны тайнописи жрецов.

— А что бы ты сделал на моем месте? — Максур уныло взирал на притихшую свиту. Аристократы более не веселились и не воспевали своего правителя, лишь перепугано переглядывались. Не страшно проиграть сражение, там лишь солдаты гибнут, судьба у них такая. Но оказавшись на грани сидеримского вторжения, знать поумерила свои амбиции насчет захвата королевства, лихорадочно размышляя, как спасти собственные жизни.

— На твоем месте я отрубил бы голову виновнику и бросил под ноги Садару, слёзно умоляя при капитуляции оставить Мадерек свободным государством, а не провинцией Сидерима, — отстранённо произнес жрец, отложил готовое письмо и так же равнодушно уставился в книгу. Он не устал, он просто игнорировал правителя, всем своим видом демонстрируя презрение.

— Так значит, мне казнить убийц Зелика, тогда Садар успокоится? — немного оживился император.

— Вообще-то я имел в виду тебя. Тебя надо казнить, Максур. Быть может, тогда сидеримец снимет осаду, — Кирит впервые за весь день взглянул на императора. Тот побледнел, окинув взглядом свиту: похоже, все они были согласны со жрецом.

— Но есть же и другие способы! Мы не можем так просто сдаться, — Максур вжался в кресло глубже, словно становясь меньше.

— Если есть, то ищи их, применяй. Может, чего и выйдет. Я же вижу лишь капитуляцию. Через месяц тебе нечем будет кормить не только горожан и войско, но и всех этих прихлебателей, — Кирит по примеру государя осмотрел присутствующих. Тем захотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не попасть в поле зрения этих колючих черных глаз. Они-то понимали, жрец не забыл и не простил насмешек, которыми они поторопились наградить Верховного, когда тот впал в немилость.

Бессмысленный разговор мог продолжаться еще долго, если бы не доложили, что прибыли жрецы. Пока священники добрались до дворца, Кирит успел передумать всякое, в том числе и наихудший вариант: прибыли по его душу. Нет, они, конечно, в любом случае прибыли к нему, только вот с какими вестями высочайшее посольство? Не иначе, как голову снимать. Вот и ответ, почему Наставник не отвечал на письма. Пока процессия шла по галерее к залу, каждый их шаг отзывался в сердце жреца тревогой. Он не боялся наказания, да и не особо верил, что для взятия его под стражу отправили бы семь высших сановников Ордена.

— Славится имя твое в Таридовых скрижалях, благочестивый Кирит, — произнес посланник Наставника, едва вошел в зал. Он молча прошел мимо царедворцев, не почтил даже кивком правителя. Следовавшие следом за ним жрецы безмолвствовали, опустив взгляд к полу. Сердце Кирита дрогнуло. Он уже точно знал причину, по которой Наставник замолчал. И опасался предположить, по какому вопросу пожаловало столь высокое посольство. Знал, но отказывался верить. Ленты на волосах пришедших отсутствовали. Седые пряди свободно спадали по спинам старцев. Единственный знак траура, позволенный священникам.