Юрий Циммерман - Серебро далёкого Севера

Князь и старейшина Конклава допивали наедине последний глоток тягучего черного напитка, когда маг как будто бы слегка протрезвел и рассчитанно небрежным голосом произнес:

— Знаете, Ренне, вспомнилась мне тут одна история, печальная и поучительная одновременно. Вы слыхали что-нибудь про иодайскую ересь? Нет? Так послушайте.

Иначе она называется "Учение о шестом столпе творения". Имела некоторое распространение лет триста назад, а то и четыреста. Основал ее лжепророк Иода Тёмный, выходец из южной Асконы. Начинал он как алхимик, а в один проклятый Арманом день надышался какой-то гадостью из своей реторты и начал проповедовать некую тайную мудрость. Дескать, только для посвященных и безымянных. Набрал он компанию таких же одержимых, причем собирались они всегда в темноте и за закрытыми дверями, имён своих друг другу не называли — ну чисто дети. "Иода" ведь тоже не имя, а прозвище, так на асконском диалекте самая мелкая медная монетка называется. Я думаю, где-то в подвалах университетской библиотеки должен еще храниться, за крепкими решетками да под пятью замками, свиток его еретической рукописи — "Заповедная книга иодаев" называется. Как обычно в писаниях лжепророков, вы знаете: чистый бред вперемежку с прописными истинами, так что отделить одно от другого очень непросто, и многие нетвердые в учении умы на эту удочку попадались.

Так вот, эти мудрецы уверовали, помимо прочего, что элементарных Стихий может быть не пять, а больше. Для начала они собирались поискать шестую Силу. Ну а потом, если получится, седьмую, восьмую, и так далее — пока не надоест. Смешно, конечно. Стало быть, каждый раз надо отыскать новый самоцвет, выплавить из земных недр новый металл, открыть в небе новую планету… Может быть, еще и дополнительные пальцы на руках и ногах прикажете вырастить? Естественно, никто из них себя этим не утруждал, и все магические изыскания сводились обычно к разнузданному разврату и свальному греху. А в обоснование тому приводилась богомерзкая идея об изначальной женственности Тинктара. Святотатцы даже и склоняли его на женский лад: помолимся, дескать, Тинктар — а не Тинктару. Но вы, Ваше Высочество, правитель мудрый и прекрасно понимаете: главная движущая сила состояла в том, что каждый новый глава секты немедленно желал объявить себя шестым старейшиной Конклава. Естественно, столь оголтелая ересь пресекалась немедленно и бесповоротно, и уже давным-давно об иодаях ничего не было слышно. И тут вдруг, лет пятнадцать тому назад, обнаруживают в самом сердце Вестенланда, в Университете, троицу — женщину и двух мужчин, причем один из них почти мальчишка — которые предавались этой самой ереси, со всем сопутствующим непотребством. Совет университета был в ярости, ректора отправили в отставку, а всех троих казнили мучительной казнью…

Эффенди на некоторое время замолчал. Незачем было объяснять Великому Князю, что злосчастные студенты-диссиденты просто оказались в ненадлежащем месте в неподходящее время, когда Филофею, в то время декану Школы Сил и Потоков, подвернулась удачная возможность свалить тогдашнего ректора, чжангойца Шуа-Фэнь, и самому занять его место. То, что дело было раздуто, а три недотёпы заслуживали не смертной казни, а разве что банального отчисления, в крайнем случае с запретом на колдовство, было очевидно с самого начала. Объяснять это князю действительно не стоило… То есть, не стоило трудов, ибо тот и сам все прекрасно понимал: нравы при дворе монарха любой державы мало чем отличались от нравов ректората Университета.

— Так вот, князь… На самом деле казнили только двоих, а мальчишку — чертовски талантливого мальчишку — помиловали, ограничившись изгнанием из Вестенланда и пожизненным запретом на магию любого рода. Звали его, помнится, Юрай. Юрай-Охальник. Жив ли он теперь, и если жив — то где обретается, никому не известно. И как частное лицо…

Верховный маг склонился к монарху и пристально заглянул ему в глаза.

— Как частное лицо, я мог бы рискнуть дать вам совет: поищите этого Юрая.

Эффенди снова откинулся назад, устроился поудобнее и улыбнулся.

— Но слава богам, я отнюдь не частное лицо, а старейшина Конклава. И единственное, чем могу вам помочь — это официальной информацией о том, что запрет на колдовство упомянутому Юраю-Охальнику за истечением срока давности отменен единодушным решением Дисциплинарной Камеры и Совета Старейшин. Вот, возьмите! — он протянул собеседнику небольшое серебряное кольцо, на котором было выгравировано причудливое переплетение черных и белых нитей. — Это кольцо мага-послушника, оно принадлежало Юраю и было изъято судом. Теперь все заклятья с него сняты; можете сохранить на память как сувенир. Все равно никому, кроме упомянутого Юрая, оно не подчинится.

Одним долгим движением мэтр Нгуен поднялся на ноги.

— А теперь, Выше Высочество, я прошу соизволения удалиться. Сегодняшний вечер меня изрядно утомил, к тому же нельзя бесконечно испытывать долготерпение наших очаровательных фрейлин.

Маг слегка поклонился и направился к двери. Но уже у выхода снова обернулся к монарху:

— И последнее, князь. У Вас при дворе сейчас проходит практику выпускница Университета, некая Энцилия. Очень светлая голова, диплом с отличием. Специализировалась на Превращениях и Трансформациях, но в равной мере владеет и техникой остальных четырех школ. Так что, если вдруг возникнет нужда в нетрадиционной магической поддержке, слегка выходящей за общепринятые рамки… Я бы сказал, что вам необычайно повезло.

И после этих слов архимаг наконец удалился, насвистывая какой-то игривый мотивчик. А князь Ренне допил до конца чашку кофе и подумал про себя:

— Ну что же, за все то золото, которое было выплачено этому мерзавцу, я получил хотя бы синицу в небе…

Срочный вызов от начальства пришел в самый неподходящий момент.

Энцилия уже третий день квартал за кварталом планомерно обходила "низкий город" — ту часть Вильдора, где проживали ремесленники и торговцы. Искусству трансформаций и превращений находилась работа повсюду: придать пластичность и ковкость металлу в горне кузнеца, подправить вкус сметаны у нерасторопной молочницы, наложить на руку лавочника заклятие для распознавания фальшивых монет… А иногда жители пользовались случаем, чтобы попросить колдунью и о помощи другого рода — скажем, снять порчу или приструнить не в меру расшалившегося домового. Энцилия не отказывала никому, хотя и получала за свою работу сущие гроши: на жизнь ей пока хватало выписанной на три месяца стипендии, а получаемый опыт был обширен и разнообразен. Для того практика и придумана.