Екатерина Бальсина - Чупакабра

— Ты выглядишь таким потрепанным, видимо, тебе здорово досталось, — произнесла она, и я чуть не завыл от отчаяния. — Давай я помогу тебе привести себя в порядок.

И она наклонила голову и лизнула меня в нос.

— Познакомить… меня? — удивился Тиллирет. — С каких это пор ты занялась сводничеством?

Большая Мамочка укоризненно покачала головой.

— Тиллирет, не могу поверить, что ты стал таким грубияном.

С этими словами женщина подошла к выходу и сделала короткий жест рукой. Через секунду в шалаш вошла молодая [13], очень привлекательная особа, смутно кого-то напомнившая старому магу.

— Позволь представить тебе, твоя дочь Сиреннтеппа [14], - будничным тоном произнесла Амальтонеппа.

— Моя… дочь? — не веря своим ушам, переспросил Тиллирет.

Верховная коротко кивнула. Девушка молчала, внимательно разглядывая новоявленного отца.

— Но… э-э-э, — маг совершенно растерялся от такого неожиданного известия. — Как? Почему ты мне ничего не сообщила?

— Честно говоря, не думала увидеть тебя когда-нибудь еще, — чуть виновато улыбнулась женщина. — Я поняла, что беременна, через два месяца после того, как ты покинул остров. Связалась с Мурдином, тот сообщил, что ты в очередном героическом походе, пообещал передать мою просьбу связаться со мной, — маг со стыдом припомнил, что что-то такое было на самом деле, — а потом стало как-то не до тебя.

Тиллирет поднялся на ноги и несмело подошел к столь неожиданно обретенной дочери, совершенно не представляя, как должен себя вести. Всю свою жизнь он провел в бесконечных скитаниях, мечтая о семье и уютном доме, а теперь, когда эта мечта неожиданно начала воплощаться в жизнь, Бродяга вдруг растерялся.

Сиреннтеппа вгляделась в сконфуженное лицо отца и неожиданно крепко обняла его.

— Здравствуй, папа, — на одном судорожном выдохе прошептала девушка, и маг почувствовал, как на его глаза наворачиваются слезы. Пин уже давно обрыдался в своем уголке, украдкой сморкаясь в уголок изумительно расшитого покрывала. Посмотрев через плечо дочери на лицо Амальтонеппы, Тиллирет безо всякого удивления заметил и на ее щеках мокрые дорожки.

— Расскажи мне, где ты побывал, что видел, — нежно касаясь своим хвостом моего, попросила моя любовь. Я уже выяснил, что ее зовут Крадущаяся Под Сенью Леса, что она живет неподалеку отсюда у молодой друидки, и что в этих краях у каждого чупакабры обязательно есть друг среди людей, в основном все тех же друидок. Сейчас ее хозяйка пришла сюда по какому-то очень важному делу, поэтому Крада и гуляла неподалеку в ожиданиях, пока не увидела меня.

— О, где я только не был, — с напускной важностью ответил я, впервые с благодарностью поминая белошерстого с черноклоким, поскольку мне было что рассказать о наших приключениях.

Крада слушала меня так внимательно, что я чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Когда любимая самочка с восторгом заглядывает вам в глаза, когда непритворно ахает от ужаса и восхищения, когда прикасается своей изящной лапкой — что еще нужно молодому влюбленному чупакабре, чтобы ощутить себя настоящим самцом? Лично я готов быть влезть на верхушку самого высокого дерева, чтобы прокричать оттуда о своей любви. Я так увлекся рассказом, что даже вскочил на лапы и попытался изобразить парочку особенно забавных и интересных моментов и, судя по веселому хихиканью Крады, мне удалось произвести на нее впечатление.

Когда я окончательно выдохся, а заодно добрался в своей истории до прибытия сюда, над полянкой вовсю светила луна. Крада поднялась, неспешно потянулась, заставив мое сердце учащенно забиться, и томно произнесла:

— Не хочешь прогуляться в лунном свете?

Я только кивнул, онемев от счастья. Сплетя хвосты и прижимаясь боками друг к другу, мы неторопливо удалились в лесную чащу.

Когда высохли слезы и поутихли восторги, Пинмарин обиженно протянул:

— Ну с Тилли все понятно, он теперь человек семейный и ему не до развлечений. А почему мне-то нельзя отдаться в руки твоих верноподданных?

Амальтонеппа как-то странно усмехнулась.

— Потому что для тебя, мой дорогой Весельчак, мы ждем особую гостью. Через несколько дней она прибудет с одного из соседних островов. Ты сможешь подождать несколько дней?

— Ну я даже не знаю, — с изрядной долей сомнения пробурчал Пин, однако Тиллирет видел, что тот польщен. Хотя на его месте Бродяга бы насторожился — что это еще за особая гостья? — Ладно, подожду, ты меня заинтриговала. А что насчет нашего задания? Где изумруд?

— Понятия не имею, — отмахнулась от него как от назойливой мухи Амальтонеппа. — Кажется, сразу после доставки его спрятали в старом заброшенном храме на дальнем острове. Я на днях отправлю своих девочек разузнать об этом.

— Как же так? — попенял Тиллирет. — Вам доставили такую драгоценную вещь, а вы даже не знаете, где она?

— Милый мой, — с нажимом произнесла верховная друидка. — Это для вас все эти стекляшки-побрякушки имеют ценность. Для нас важнее живая природа вокруг. Поэтому когда двести с лишним лет назад мы прибыли на эти острова, то нас больше интересовала местная растительность, а не зеленые булыжники. Все ненужное нам барахло мы убирали в своеобразные хранилища, вроде того же заброшенного храма. А что с ними стало потом, лично мне абсолютно не интересно.

Пин задумался.

— То есть, получается, что вы сваливали в одну кучу хлам и драгоценности?

— Что-то вроде того, — согласилась Амальтонеппа.

У мага зажегся в глазах расчетливый огонек.

— Тилли, мы обязательно должны посетить этот заброшенный храм. Чует моя дряхлая печень, что там скрыты несметные сокровища. Мы станем богачами, дружище! Представляешь, я до конца своей жизни буду обеспечен вином и женщинами!

И только Тиллирет заметил насмешливую улыбку, проскользнувшую при этих словах по губам верховной друидки.

…И мы гуляли под луной, и играли в прятки в густой подстилке леса, где ковром сплелись лианы и дурманящие разум цветы, и просто носились друг за другом, пока оба не упали без сил. А потом Крада показала мне свое любимое место, где с высокого обрыва было видно все далеко вокруг. И я еще никогда не был так счастлив, как в эту лунную ночь.

А затем мы вернулись на поляну, и человеческие самки до отвала накормили нас свежим мясом. И Крада все старалась подпихнуть мне куски посвежее, переживая за мои торчащие ребра.

Ночь подходила к концу, и мне было немного жаль, что эти чудные мгновенья скоро закончатся. А белошерстого с черноклоким все не было и не было, и от этого на сияющее в моей груди солнце медленно наползала черная-пречерная туча. Дождавшись, пока Крада задремлет, я осторожно поднялся и решительно направился на поиски хозяина с его бестолковым приятелем.