Пётр Волкодав - Булава скифского царя

— Мой царе, всё тихо, твой сын не плакал и не кричал.

— Правда? — усмехнулся Ассей. — Ах вы, кобыльи дети. Так то вы блюдёте службу и охраняете покой моего сына.

— М-мы, — толстяк стушевался и заметно убавил в росте и животе. Примятая трава и приставшие к одежде воинов стебельки и листья говорила сами за себя:

— Устроили лежбище доблестные стражи, а? — Царь снова усмехнулся и неожиданно хлопнул ладонью в выступающее пузо толстяка. Тот от неожиданности громко икнул и с трелями пустил газы.

— Хи-хи- хи, — кх-хе, гы-гы — зашёлся высоким смехом вещун, а вслед, не выдержав, захохотали воины. Пузан поправил боевой пояс. — А шо я, я не виноват, само вышло.

— И всегда у тебя само выходит, сколе, или бывает и по-другому?

— Бывает, царе. Вот когда я в седле. Тогда…

— Хе-хе, в седле? — разразился смехом вещун. — У кого в седле, у жены? Ха-ха-ха-ха. — воины заливались без удержу, и говорили наперебой.

— Сколе, а ты впереди войска не пробовал, в седле. Ха-ха-ха.

— Сколе, тебя в кибитку жинка пускает… ха-ха-ах-ха.

— В седле, хе-хе-хе-хи-хи — За хахаканьем и хихиканьем скифы не заметили, вышедшую навстречу супругу царя — молодую маму. Сын лежал в её руках и заинтересованно поглядывал на толстяка.

— Муже, твоему сыну понравилось "про седло" — заговорила Тана.

— Вот и хорошо жена, пойдём, мой народ ожидает. Я открою последний круг лучников. А вы, — Ассей обратился к воинам и показавшимся рабыням, — ступайте за мной и моим сыном.

Жена Одноухого и невестка стояли на коленях около кибитки и истово молились: — Папае, помоги и спаси наш род от позора. Зачем, зачем мои сыновья вы пошли на такое. Неужели я увижу как моих детей. — Причитанья бабушки и матери прервал прибежавший внук. Он так запыхался, что не мог говорить. Невестка в напряжении ожидала приговора. — Мама, бабушка, — закричал мальчик — мой дед в последнем круге. — У жены одноухого округлились глаза, а мальчик тем временем показал две растопыренные ладони. Два пальчика были согнуты. — Мама, пойдём!

— Ты врёшь, внучок. Этого не может быть.

— Нет, баба, наши близкие Роды; они все кричат — Крей и Одноухий. Пошли туды!

Место соревнований окружили зрители и болельщики. Непрекращающиеся крики и разговоры со спорами слились в непрестанный галдёж и гомон, в котором ничего нельзя было разобрать; — кто, о чём кричит и спорит.

"Кому достанется жеребёнок"? — именно эта тема обсуждалось горячо.

Дети и юноши закончили свои круги и ожидали своих наград от самого царя северной Меотиды. У взрослых участников остались восемь стрелков. Пятеро скифиянок — лучниц, не смогли выйти в четвёртый круг. Двух лучших из женщин, тоже ожидала награда, а в пятый — последний круг вошли восьмеро. Распорядители сдвинули метку, а оставшиеся лучники начали присматривать удобное место и положение, и прикидывать поправки на расстояние и ветер.

Одноухий потирал правую руку и непрестанно ругался про себя. Крей коснулся его плеча. — Вот видишь сколе, всё идёт хорошо.

— Нет Крее, не совсем хорошо. Я перенапрягся, когда целился и растянул мышцу.

— Заткнись Однолухий, ты смог выбить из состязаний этого выскочку — царя будинов.

— Да сколе, но у меня боль в плече. У нас, с Дроном был дополнительный выстрел. Я слишком долго примеривался… Не тот я, что раньше.

— Что с тобой брате? Я не понял. Воин боится боли?

— Нет Крее, я не боюсь. С этого расстояния я не смогу попасть, и вдобавок у меня слезятся глаза. Вдруг слова Одноухолго перебил многотысячный рёв. Крей и одноухий обернулись.

— Ассее! — загудело поле тысячами голосов. — Ассее, покажи сына! — Царь поднял руку, поприветствовав гостей, остановился ненадолго у царей и знатных гостей и, ни слова не говоря, направился к лучникам.

Скифы и гости затихли. Мальчик, сын одного из скифских владык, заворожено глядя на по-простому одетого Ассея, тихонько спросил: — Пап, а царь Ассей, он — тоже будет стрелять.

— Я не знаю сынок, помолчи.

— А ты почему не участвовал, отец? — не унялся сын. Отец похлопал сына по затылку. — Потому что нет Зиммелиха, — с заметным хвастовством заявил он, — а царь Асей тоже не участвует…

Одноухий смотрел в колышущуюся толпу не мог из тысяч глаз найти своего внука, но увидел он другое, — к нему, именно к нему не торопясь, идёт царь Меотиды.

Ассей окинул всю восьмёрку стрелков и с удовлетвореньем заметил: двое из восьми — воины охраны. Одноухий опустил голову, избегая встретиться с глазами царя. Каким-то шестым чувством он понял, что Ассей пришёл из-за него. Он начал перебирать все возможные варианты разговора с царём. На ум, однако, ничего не приходило, усиливая растерянность и сомнения в своей просьбе.

Ассей заговорил. На поле мгновенно настала тишь. — Каждый из вас достоин награды. — Он неумолимо шёл к одноухому. Стрелки застыли, ловя каждое слово. Ассей остановился как раз напротив: — Я рад тебя видеть, сколе — старый воин.

Крей улыбался, отвернувшись. Покуда соревновались лучники и проходили второй круг состязаний, он передал царю Меотиды неприятную новость и попросил помочь своему командиру — старому Одноухому. Ассей откликнулся на просьбу своего тысяченачальника — Крея.

— Мам, гляди. Бабушка! — закричал внук Одноухого. Внук с вытаращенными глазами смотрел на поле. Скифы и гости недоумевали. Происходило что-то из ряда вон выходящее.

Что же происходит? Ассей обнял одноухого и ничего не произносит. Кто он — этот одноухий?

К Ассею побежали двое вещунов. Царь разгневанно кричал на них, а гости вовсе перестали понимать, что происходит. Вещуны, кланяясь, торопливо ушли, а двое из восьми вышедших в последний круг, побежали к знатным гостям. Царь отвёл в сторону Одноухого.

— Почему, почему ты за одиннадцать лет не пришел? Мне сказали — ты ушёл в мир отцов. Ты был моим сотником! Почему, сколе, почему ты не пришёл? Твои дети понесут наказание, но их не сожгут. Старший из них на год станет рабом у родственников, чью могилу было разграблено. Младшего, я наказывать не стану; тебе в хозяйстве нужен помощник. Теперь приведите, пусть их увидят все. Я — царь Меотиды, прощаю твоих сыновей.

Одноухий припал к руке Ассея. Красный от гнева царь снова закричал: — Встань, мой воин, сколе, и не позорь себя. Твой выстрел спас мою жизнь, под Ольвией.

(в настоящее время развалины Ольвии находятся поблизости города-героя Одессы.)

Избитые дети Одноухого стояли пред Ассеем на коленях. Царь презрительно взглянул на них и сплюнул. К нему подошёл горбоносый вещун и злобно зашептал: — Царе, не прощай их. Они совершили одно из тяжких преступлений.

— Знаю, не тебе меня учить. — Ассей махнул рукой, не желая продолжать, прекрасно понимая, на что намекает вещун.