Александр Абердин - Магия Изендера

Выгнувшись всем телом, я ударил по этой дряни мощнейшими молниями из обоих перчаток. Ноль внимания — них эффекта. Тогда я жахнул по этой мерзкой сволочи плазменными ядрами, как от Царь-пушки и они рикошетом улетели куда-то вдаль и там взорвались. Лазерные лучи не заставили её даже вздрогнуть и я взял в руки плазменный меч, но ловчему гудрону, очень смахивающему на обсидиан, от моих ударов ничего не сделалось, а вот мне почему-то сделалось очень тоскливо и я вспомнил советы старых бойцов — увидел зелёнку, мигом ложись и будь готов стрелять. Вот, спрашивается, что мешало мне взять и расстрелять это долбанное болото с холма плазменными ядрами? Ведь всё равно мои магические литий-ионные аккумуляторы практически неисчерпаемые, ну и стрелял бы по нему до тех пор, пока жаба не пришла бы сама с уже намыленной верёвкой на шее, а так она если и придёт, то только для того, чтобы скушать нас на десерт.

Чем я только не долбил по той магической твари, которая поймала нас, всё было без толку. Скопив полный рот слюны и заготовив мощное заклинание воды, нацеленное на разрыв, я смачно плюнул, целясь подальше от себя и снова ноль эмоций. Положение между тем стало ухудшаться, так как бережок начал как бы потрескивать. В сердцах я выхватил фальчион и звезданул им по смоляной магической ловушке и вот тут-то она вздрогнула, и на её лаково блестящей поверхности появилась риска, а берег перестал потрескивать и тогда я моя рука заходила вверх и вниз с частотой отбойного молотка. При этой с моих губ ежесекундно срывались заклинания воздуха, огня, воды и земли. Ловушка сначала стонала, а потом начала набатно гудеть, словно призывая к себе Хозяйку, но на самом деле она просто залечивала тем самым свои раны.

Вот тут уже я понял, что земная магия тоже хороша не всегда и не против всех врагов. Фальчион, похоже, лишь доставлял ловушке мелкие неприятности, но не более того и бережок снова стал потрескивать, а меня начала охватывать паника. Вложив фальчион в ножны, я выхватил нож самоспасения, в котором вообще не было никакой магии, одни только самые современные технологии, и саданул им по чёрной, изрядно исцарапанной острейшим клинком магического фальчиона, поверхности. Зазубренный тесак а-ля Рембо вонзился в смолу чуть ли не на половину. Послышался скрежещущий, болезненный визг и от клинка пошла змеиться трещина. Я был на верном пути, но издалека до нас донесся отдалённый рёв. Наконец-то мне стало окончательно ясно, что к нам гигантскими прыжками быстро приближается большой, чёрный песец и нужно срочно что-то придумывать, пока ночному путнику и его коню не наступили кранты.

Лихорадочно соображая, что можно пустить в ход, я вдруг вспомнил про медвежьи когти. Это ведь тоже была очень древняя магия и насколько я помню, чёрные жабы в лес ни по грибы, ни по дрова, ни тем более за медведями не ходили, хотя тот и был не так далеко от Кианарского болота. Хотя моя магическая сума была на треть погружена в ловчую смолу, она моментально выбросила мне в руку медвежий коготь и я с рёвом вонзил его в эту чёрную гадину. Она завизжала и её хватка ослабла, а я с матом принялся кромсать её этой секирой и вот что удивительно, медвежий коготь делался от этого плоским и к тому же удлинялся, превращаясь в изогнутый, длинный, обоюдоострый клинок. Смоляная ловушка при этом серела и оседала.

Остановившись на несколько секунд, я вызвал из сумы копьё, между прочим тоже обычное, без малейших признаков магии, но зато с древком изготовленным из монолитного углепластика и остриём точно таким же, как мой фальчион. Серебристое остриё, подчиняясь магическому заклинанию "Омнер кот ланг коал туд залт", даже не знаю, что это означало, но было заклинанием для насаживания рукояток на клинки, с мелодичным звоном вошло в лезвие моего нового оружия — тёмно-синей, со стальным отливом, глефы, а ею капитан Рондо научил меня работать. Закрутив глефу с огромной скоростью, я принялся рубить ловушку уже куда более основательно и крепко, отчего эта магическая тварь утробно взревела, выпустила нас окончательно и стала быстро отступать. Сократ своей задней частью, то есть крупом, опустился сантиметров на сорок вниз, нащупал задними ногами дно, рывком вылетел на берег и поскакал вверх по холму.

Его радостное ржание разнеслось далеко окрест, а я, развернувшись корпусом чуть ли не на сто восемьдесят градусов, схватив своё новое оружие двумя руками, саданул по смоляной ловушке своими самыми большими огненными шарами. Эта тварь, похоже, была смертельно ранена и я её просто добил. Послышалась целая серия оглушительных взрывов, вверх поднялись ошмётки грязи и клубы чёрного дыма, а когда всё рассеялось, я увидел глубокую воронку, похожую на раструб тромбона, которая быстро заполнялась водой. Сократ вылетел наверх, сам развернулся и я увидел далеко вдали Хозяйку болот. Выхватив монокуляр, я нацелился на неё и ахнул. Это было нечто. Разумеется, нечто ужасное. Великая жаба лишь отдалённо была похожа на это земноводное. Она была поджарой, очень мускулистой, с более круглой, похожей на голову сирены, но прыгала так же.

Ещё у неё была пасть не с четырьмя клыками, а с целым частоколом, хорошо, хоть редким, что делало её похожей на пасть рыбы голиаф. Мы такую как-то раз выловили в реке Конго, но у этой твари зубы явно были подлиннее. Сделав в нашу сторону ещё несколько прыжков, Хозяйка болот привстала на задние лапы, посмотрела в нашу сторону, развернулась и попрыгала назад. Всё это я заснял на видео и если одержу победу, то на Земле смогут полюбоваться, с каким чудовищем мне пришлось сразиться на Изендере. Похоже, что она не решалась уходить далеко от своей избушки, чтобы её кто-нибудь не занял. Гнаться за ней я посчитал лишним хотя бы потому, что нас обоих колотило от нервного перевозбуждения и, чего уж греха таить, ужаса. Поэтому я кулем свалился на траву и Сокки облегчённо вздохнул. Мой конь дрожал всем телом так, что звякали морские доспехи, и то и дело нервно всхрапывал. Немного подумав, он тоже сначала опустился на колени, а потом рухнул набок и шумно задышал.

Чуть больше часа мы отлёживались и грелись на солнышке. В горячке я как-то не обратил внимание, что смоляная ловушка была вдобавок ко всему ещё и холодной. Не то что бы ледяной, но всё же ощутимо холодной. Поэтому я лежал на спине, прижимал к груди своё новое оружие, смертельная опасность заставила быть изобретательным, и время от времени ругал себя последними словами. Вот ведь прав был тот, кто первым сказал — не знаешь брода, не лезь в воду. Окончательно успокоившись, я положил глефу на траву, встал, поднял Сокки и принялся его рассёдлывать. Морских, чешуйчатых, как лорика сквамата, доспехов я с него снимать не стал, а накидку и так не стал на него надевать.