Роберт Джордан - Путь кинжалов

– Прежде всего взглянем, что там творится, – ответил Перрин. Что бы ни творилось, переполох дал ему возможность подумать. В частности, и о том, что же ответить Галленне.

Выждав немного после ухода мужа, Фэйли отослала служанок, заявив, что дамы позаботятся о себе сами. Майгдин так увлеченно таращилась на Аллиандре, что Лини пришлось потянуть ее за рукав. Фэйли взяла это на заметку, решив разобраться попозже. Поставив чашу, она последовала за тремя служанками, будто бы для того, чтобы поторопить их, но у порога задержалась. Перрин с Галленне размашистым шагом направлялись через перелесок к майенскому лагерю. Хорошо. Большинство из Ча Фэйли сидели неподалеку на корточках. Поймав взгляд Парелиана, она подала ему знак – быстрое круговое движение сжатым кулаком на уровне пояса, которое нельзя было углядеть сзади. Конечно, сигналы Ча Фэйли не могли сравниться с прекрасно разработанным языком жестов Дев, но служили неплохо. В один миг тайренцы и кайриэнцы рассредоточились по двое и по трое и взяли шатер в кольцо. Со стороны они вовсе не походили на бдительную стражу – стояли кто здесь, кто там, беспечно болтая и не выказывая ни к чему интереса, – но теперь никто не подошел бы к шатру ближе, чем на двадцать шагов без того, чтобы это не стало ей известно.

Больше всего Фэйли беспокоил Перрин. Она ожидала чего-то важного с того мгновения, как увидела в шатре Аллиандре собственной персоной, но обет верности ее просто ошеломил. Однако сейчас Фэйли опасалась, как бы мужу не взбрело в голову вернуться, чтобы еще раз приободрить Аллиандре. С него станется, он ведь всегда думает сердцем, когда надо пустить в ход голову. И головой, когда нужно сердцем. При этой мысли ее кольнуло чувство вины.

– Прекрасных служанок ты подобрала на обочине, – проговорила Берелейн с деланным сочувствием в голосе, и Фэйли вздрогнула от неожиданности, ибо не слышала, как та подошла. Служанки направлялись к повозкам, Лини грозила Майгдин пальцем; Берелейн переводила взгляд с Фэйли на них и обратно. Она заговорила тише, но тон остался насмешливым: – Старшая, по крайней мере, кажется, знает свои обязанности, а не просто про них слышала, а вот про младшую Анноура говорила мне, что она – дичок. По словам Анноуры, совсем слабенькая, но от дичков всегда хлопоты и волнения. Рано или поздно все про нее прознают, пойдут разные сплетни, и кончится тем, что она сбежит. Насколько я слышала, с дичками всегда так. Вот что получается, когда подбираешь служанок, как приблудных собак.

– Мне они вполне подходят, – холодно отозвалась Фэйли, размышляя об услышанном. Дичок, вот как? Надо будет поговорить с Лини. Слабенькая, не слабенькая, а может пригодиться. – Но я всегда знала, что никто не смыслит в прислуге лучше тебя. – Берелейн заморгала, не зная, как понимать сказанное, а Фэйли не позволила себе выказать удивление. – Анноура, – молвила она, обернувшись, – не могли бы вы дать нам возможность поговорить, установив малого стража от подслушивания?

Казалось не слишком вероятным, чтобы Сеонид или Масури вздумали подслушивать, прибегнув к Единой Силе – Перрин взбесился бы, узнай он, как взнуздали эту парочку Хранительницы Мудрости, – но кто мог поручиться, что Хранительницы сами не выучились этому полезному умению? Фэйли не сомневалась в том, что Эдарра и прочие выжали Сеонид с Масури досуха.

– Уже сделано, леди Фэйли, – кивнула Серая сестра, и ее унизанные бусинками косы качнулись с тихим стуком. Берелейн поджала губы, и Фэйли в очередной раз испытала удовлетворение. Нашла где выставляться – в ее, Фэйли, собственном шатре! Эта особа заслуживает худшего из наказаний, а пока пускай позлится из-за того, что кто-то встрял между ней и ее советницей.

Впрочем, Фэйли тут же раздраженно прикусила губу – ей следует сосредоточиться на деле, а не радоваться по-детски, что сумела поддеть Берелейн. Ничуть не сомневаясь в любви мужа, она все равно не могла заставить себя относиться к Первенствующей по-иному, и это заставляло ее, даже против воли, вести игру, в которой Перрин слишком часто служил фигурой на доске. Или призом, как думала Берелейн. Еще бы Перрин порой не вел себя так, словно и вправду мог стать призом.

Фэйли выбросила все эти мысли из головы. Она законная жена и знает, что ей делать, но сейчас у нее другие заботы.

При упоминании о малом страже Аллиандре задумчиво посмотрела на Анноуру – ей стало ясно, что разговор предстоит серьезный, – однако обратилась она к Фэйли:

– Ваш муж чрезвычайно грозен, леди Фэйли, – молвила она. – И внешность его, не сочтите за обиду, обманчива: не сразу поймешь, что за ней скрывается проницательный ум. Соседствуя с Амадицией, мы в Гэалдане по необходимости играем в Даэсс Дей’мар, но я сомневаюсь, что кто-нибудь сумел бы привести меня к решению так же быстро и ловко, как это сделал ваш муж. Намек на угрозу там, нахмуренная бровь здесь... Весьма грозный мужчина.

На сей раз Фэйли потребовалось изрядное усилие, чтобы скрыть улыбку. Эти южане слишком большое значение придают Игре Домов, и Аллиандре, узнай она, что Перрин просто говорил то, что думал, едва ли могла воздать ему по заслугам. Может, говорил он слишком свободно, но порой это приносило свои плоды. Люди, привыкшие к хитросплетениям и интригам, принимали честность за особо изощренный расчет.

– Он провел некоторое время в Кайриэне, – ответила она, предоставив Аллиандре сделать из ее слов такой вывод, какой ей заблагорассудится. – Сейчас, с малым стражем Анноуры Седай, мы можем говорить свободно. Как я поняла, вы еще не хотите возвращаться в Бетал. Разве тех клятв, которыми обменялись вы с моим мужем, недостаточно? Или на юге принято скреплять вассальную присягу каким-то особыми обрядами?

Берелейн молча встала справа от Фэйли, Анноура, спустя мгновение, заняла место слева, так что Аллиандре оказалась лицом к лицу с тремя женщинами. Фэйли подивилась тому, что Айз Седай поддержала ее план, еще не зная, в чем он состоит, хотя у Анноуры, несомненно, были свои резоны, и не мешало бы выяснить, какие именно; однако то, что так поступила Берелейн, она восприняла как должное. Брошенная ненароком насмешливая фраза – особенно насчет искушенности Перрина в Великой Игре – могла все испортить, но Фэйли не сомневалась, что этого не случится. Некогда она презирала Берелейн и по сей день продолжала испытывать к ней жаркую, глубокую ненависть, но презрение давно уступило место недоброжелательному уважению. Эта женщина кожей чувствовала, когда «игра» становилась неуместной. Фэйли подумала, что при других обстоятельствах Берелейн, наверное, могла бы ей понравиться, и, чтобы отогнать эту раздражающую мысль, представила, как бреет Первую Майена наголо. Она девка, шлюха, и никто больше! Но сейчас не то время, чтобы отвлекаться на шлюх.