Джон Толкиен - Возвращение государя

— Всадников и у нас в обрез, — проворчал Дэнетор. — Рохирримы были бы сейчас очень кстати.

— Прежде них появятся другие, — сказал Гэндальф. — Уцелевшие защитники Кэир-Андроса. Остров захвачен. Из Черных Ворот вышла новая рать, и сейчас она переправляется через Реку на северо-востоке.

— Кое-кто поговаривает, будто тебе, Митрандир, в радость приносить дурные вести, — отозвался правитель. — Да только для меня это никакая не новость. Я знал о случившемся еще до ночи. И насчет конной вылазки тоже думал. Давай-ка спустимся вниз, посмотрим, что можно сделать.

Время шло. Дозорные со стен видели отступающие отряды. Разрозненные кучки усталых, зачастую раненых воинов отходили в беспорядке, а иные просто бежали, словно от погони. Далеко на востоке зажглись и стали расползаться по равнине огни. Горели дома и амбары. Потом, прорезая мрак, ручейки красного пламени стали стекаться из разных точек к широкой дороге, что вела от Осгилиата к городским воротам.

— Враги наступают, — переговаривались люди. — Проломили стену да так и прут с факелами через бреши. Где же наши?

Еще не настал вечер, но в сумрачной мгле даже самые зоркие воины цитадели не могли разглядеть ничего, кроме множившихся пожарищ да факельных ручьев, сливавшихся в сплошные огненные потоки. Наконец на виду, примерно в миле от города, показался последний отряд, сохранявший строй и не поддавшийся панике. Дозорные затаили дыхание.

— Должно быть, это Фарамир, — говорили на стенах. — Ему повинуются и кони, и люди. Он еще держится.

Когда до Ворот оставалось не более ста шагов, из мрака галопом вылетели всадники — все, что осталось от прикрывавшего отход отряда. Соединившись со своими, они развернулись и снова ударили на преследователей. Навстречу им катился настоящий огненный вал, полчища визжащих орков с факелами в руках и свирепых южан под красными знаменами. А потом боевые кличи перекрыл душераздирающий вой, и из-под облаков вынырнули Крылатые Тени — несущие смерть назгулы.

Отступление превратилось в бегство. Строй распался, люди бросали оружие, крича от страха, а иные и просто падали без чувств на землю.

Но тут в цитадели запели трубы — Дэнетор подал сигнал к конной атаке. Сигнал, которого давно дожидались у Ворот все оставшиеся в городе верховые. Лавина всадников понеслась на врага, и со стен раздались радостные восклицания. В первых рядах, под знаменем Лебедя, скакали закованные в сталь рыцари князя Имрахила.

— Амрот за Гондор! — восклицали они. — Амрот за Фарамира!

Разделившись на два потока, конница обтекла отступавших и с громом обрушилась на вражеские фланги. А впереди всех мчался, как ветер, вновь представший в истинном свете Белый Всадник, и с его воздетой руки срывались разящие молнии.

Назгулы с хриплыми воплями взвились вверх и скрылись во тьме, ибо их предводитель все еще избегал поединка со столь могучим противником. Моргульская орда дрогнула и бросилась врассыпную: факелы мерцали и гасли, как искры, рассеянные порывом ветра. Отступавшие воспряли духом и сами перешли в наступление. Преследователи превратились в преследуемых. Поле усеяли трупы южан и орков. Всадники настигали бегущих и рубили их на всем скаку.

Однако Дэнетор не позволил увлечься преследованием. Хотя вражий натиск и захлебнулся, с востока уже подступали новые полчища. Трубы пропели отход, и конница остановилась. Позади конных шеренг восстановили строй пехотинцы. Отступление завершилось в полном порядке. Воины вступили в город под гром ликующих криков, но ликование скоро поумерилось, ибо стало ясно, что Фарамир потерял не меньше трети своих людей. Да и его самого нигде не было видно.

Последними въезжали в ворота рыцари Имрахила. Знамя Дол-Амрота реяло над их головами, а сам князь прижимал к груди бездыханное тело найденного на поле брани своего родича, Фарамира, сына Дэнетора.

— Фарамир! Фарамир! — горестно восклицали люди, но он не отвечал, и его несли все выше по извилистой дороге в цитадель, к отцу. Когда назгулы уже разлетелись, убоявшись Белого Всадника, сдерживавший конников Харада Фарамир рухнул на землю, получив тяжкую рану, и лишь молниеносная атака рыцарей Дол-Амрота спасла его от участи быть искромсанным мечами южан.

— Твой сын вернулся, — сказал Имрахил Дэнетору, когда принес Фарамира в Белую Башню. — Вернулся, покрыв себя неувядаемой славой.

Князь рассказал обо всем, что видел, но правитель лишь смотрел на мертвенно бледное лицо сына и молчал. Потом он приказал приготовить для Фарамира ложе и уложить его здесь же, отпустил всех, а сам поднялся в самый верхний, тайный покой. Многие в ту ночь видели, что сквозь узкие окна долго пробивался бледный свет. Потом он вспыхнул и погас, а когда Дэнетор спустился и, по-прежнему молча, сел у постели, лицо его осунулось и посерело так, что казалось, будто он ближе к смерти, чем раненый.

Итак, Рэммас-Эккор подвергся разрушению, Пеленнором завладели враги, и город оказался в осаде. Последние беглецы явились со стороны северной дороги, и привел их Инголд, тот самый, который встретил Гэндальфа и Пиппина на границе менее пяти дней назад, когда солнце еще всходило и с каждым новым утром возрождалась надежда.

— О рохирримах ничего не слышно, — сообщил он. — Наверное, они уже не придут, а коли и придут, так это нам не поможет. Их опередит другое войско, которое, как говорят, уже захватило Андрос и переправляется на наш берег Реки. Сильное войско: несчетная орда орков с Багровым Оком на щитах, а с ними люди, да такие, каких мы прежде не видели. На гномов смахивают — ростом не вышли, но в плечах широки, все как один бородатые и сражаются огромными топорами. Не иначе как дикари откуда-нибудь с востока. Они перекрыли северную дорогу и вступили в Анориэн. Теперь рохирримам не прорваться.

Ворота были закрыты. Всю ночь караульные на стенах тревожно всматривались во тьму. Правда, разглядеть можно было лишь пламя пожарищ: по всему Пеленнору догорали постройки, а враги вдобавок выжигали сады и рощи, словно задались целью не оставить ни единого деревца. Снизу доносился неумолчный гул голосов, а порой и дикие вопли: орки жестоко добивали раненых или, по своему гнусному обычаю, терзали тела павших. Сколько врагов перешли Реку, в ночи было не понять, но поутру, когда непроглядный мрак слегка посерел, стало ясно, что оправдались самые худшие опасения. Равнина чернела от марширующих отрядов, и повсюду, насколько мог видеть глаз, словно скопища поганых грибов, вырастали лагеря черных и багровых шатров.

Орки, суетясь, словно муравьи, копали рвы на расстоянии полета стрелы от стен. Готовые они тут же заполняли огнем, и никто в городе не мог понять, как разводили это пламя и что его питало. Скорее всего, не обошлось без колдовских ухищрений. Вся эта возня продолжалась день напролет, на глазах у бессильных защитников Минас-Тирита. За огненными рвами устанавливали подвозившиеся на огромных повозках чудовищные метательные машины. Таких дальнобойных баллист и катапульт в городе не было, и никто не мог помешать подготовке к штурму.