Джон Толкиен - Возвращение государя

Хоббит помчался вниз, к наружным стенам. Встречные, завидя плащ и доспехи цитадели, окликали его, верно, надеясь услышать новости из Башни, но он, не обращая внимания, пробегал мимо, пока не миновал Вторые Ворота и не оказался в охваченном пожарами нижнем круге. Здесь его поразила тишина. Хоббит едва успел подумать о том, почему же не слышно ни криков, ни лязга оружия, как воздух потряс вырвавшийся одновременно из множества глоток вопль, а следом за ним — чудовищной силы глухой удар. Пиппина охватил страх, однако он, с трудом унимая дрожь в коленках, все же обогнул угол и, уже ступив на площадь перед Воротами, остолбенел. Гэндальф был там, но Пиппин не окликнул его, а отпрыгнул, сжался в комочек и затаился в тени.

Начавшийся в середине ночи штурм продолжался. Гремели барабаны, с юга и с севера накатывали все новые полчища. В красном неровном свете казалось, будто за стенами сами собой движутся дома — харадские мумаки подтаскивали ближе из-за огненных рвов метательные машины и осадные башни. Но тот, кто возглавлял наступление, похоже, особо не интересовался ходом сражения и не считал потерь. Задача первого натиска сводилась к тому, чтобы испытать крепость обороны и заставить защитников рассредоточиться по стенам. Главный удар был нацелен на Ворота. Выкованные из стали, охраняемые неприступными башнями и бастионами, они казались несокрушимыми, но все же именно здесь находилось самое уязвимое место города.

Еще громче ударили барабаны, еще выше взвились надо рвами языки пламени, и вперед выдвинулся огромный, намного превосходивший размерами все прочие боевые машины, таран. Долго ковали его в темных кузницах Мордора. Подвешенный на мощных цепях, длиной с огромное дерево, он имел наголовье из вороненой стали в виде безобразной оскаленной волчьей морды и таил в себе заклятие, несущее разрушение. В память о Молоте Подземного Мира давних времен таран называли Грондом. Его волокли мумаки, вокруг сновали целые толпы орков, а позади вышагивали горные тролли.

Но сопротивление у Ворот было особенно сильным: там стояли насмерть рыцари Дол-Амрота и самые стойкие из воинов города. Со стен тучами летели камни, копья и стрелы, осадные башни рушились или внезапно вспыхивали, как факелы. Земля пропиталась кровью, всюду громоздились трупы, но нападавшие, словно впав в безумие, рвались напролом, прямо по обломкам машин и телам павших соратников.

Гронд, хоть и медленно, но продвигался вперед. Обивка защищала его от зажигательных стрел, а если какой-нибудь раненый мумак впадал в бешенство и давил обступивших его орков, место затоптанных тут же занимали другие.

Бой барабанов уподобился грому, и на виду у защитников появилась ужасная фигура: рослый всадник в черном плаще с низко надвинутым капюшоном. Он ехал медленно, попирая трупы копытами своего коня и не обращая внимания на свистевшие вокруг стрелы. Остановившись, всадник взмахнул длинным тускло светящимся мечом, и волна неодолимого ужаса захлестнула и оборонявшихся, и наступавших. Оружие падало из слабеющих рук, никто не мог натянуть тетиву. На миг все стихло.

Снова грянули барабаны. Мощным рывком Гронд подтащили к самым Воротам. Могучие лапы троллей качнули его, и на створы обрушился первый удар. Содрогнулись стены, грохот прокатился по всему городу, но сталь выдержала. Тогда Черный Предводитель приподнялся на стременах, и над полем боя троекратно прозвучало древнее заклинание. Слова давно забытого языка были исполнены такой силы, что могли сокрушать и людские сердца, и мертвый камень.

Трижды ударил таран, и третий удар оказался роковым. С ослепительной, словно сверкнула молния, вспышкой огромные Ворота рухнули и рассыпались грудой обломков.

Предводитель назгулов — черная тень ужаса и отчаяния — проехал под аркой, где никогда прежде не проходил ни один враг. Никто не препятствовал ему, защитники Ворот бежали в полном смятении. Все, кроме одного.

Посреди площади за Воротами, верхом на застывшем, словно он сошел с одной из резных картин на Рат-Динен, Светозаре, противника поджидал Гэндальф.

— Ты не пройдешь! — молвил маг, и Черный Всадник остановился. — Убирайся в бездну, в небытие! Ни тебе, ни твоему Властелину нет места в этом мире. Уходи!

Всадник откинул капюшон, и взору Гэндальфа предстал сгусток Тьмы, сквозь которую просвечивало багровое пламя. Но эту мрачную пустоту венчала бледная королевская корона. С невидимых губ сорвался мертвящий смех.

— Старый глупец, — донеслось из черноты, — старый глупец, это мой час! Неужто ты не в силах распознать смерть, даже когда она перед тобой? Все твои потуги напрасны, сейчас ты умрешь! — Предводитель назгулов воздел меч, и клинок вспыхнул злобным холодным пламенем.

Гэндальф не двинулся. В этот самый миг где-то далеко, в глубине города, пронзительно и звонко запел петух. Не считаясь ни с войной, ни с колдовскими чарами, он приветствовал встававшее высоко в небесах, над тенями смерти, невидимое для людей утро.

И клич не остался без ответа. Отражаясь эхом от темных склонов Миндоллуина, над равниной пронесся громовой зов множества боевых рогов. Рохан все-таки пришел.

Стояла такая темень, что лежавший на земле, завернувшийся в одеяло Мерри тщетно силился хоть что-то разглядеть. Ночь была тихой, безветренной. Вокруг тихонько вздыхали невидимые деревья, но хоббиту не давал покоя совсем другой звук. Вот и сейчас откуда-то издалека донесся глухой рокот барабанов. Он раздавался снова и снова, звучал то дальше, то ближе. «Интересно, часовые наши что-нибудь слышат?» — подумал Мерри.

Часовых, как и весь стан рохирримов, тоже скрывала тьма. Пахло лошадьми. Хоббит слышал, как они мягко переступают копытами по густо устланной опавшей хвоей земле. Войско остановилось на отдых в сосновом бору у подножия холма Эйленах, что возвышался над расстилавшимся рядом с пересекавшей восточный Анориэн дорогой густым Друаданским лесом.

Несмотря на усталость, сон Мерри не брал. Поход продолжался уже пятые сутки, мрак с каждым днем сгущался, и бодрости это не добавляло. Хоббит едва не жалел, что нарушил недвусмысленный королевский приказ и ввязался в эту историю, и частенько задумывался, знает ли о его непослушании Тейоден. А вдруг рассердится да задаст взбучку? Но покуда взбучкой и не пахло. Похоже, Дернхельм как-то договорился с сенешалем Эльфхельмом, командиром второго эйореда, и все конники попросту не замечали Мерри, как будто бы тот был не хоббит, а всего-навсего лишний вьюк. Оно бы и не худо, но с хоббитом никто не разговаривал, даже из Дернхельма слова было не вытянуть. Одиночество угнетало: много ли радости чувствовать себя беспомощным и никчемным?