Джон Толкиен - Возвращение государя

— Держите, вспоминайте меня, когда курить будете. Эльфы их для меня сделали, да только я больше не курю.

Тут он уронил голову и засопел, а когда проснулся, спросил:

— Так о чем мы тут говорили? Ах да, насчет подарочков. Кстати, о подарочках: Фродо, что стало с моим Кольцом, тем, которое ты унес?

— Бильбо, милый, так ведь его нету. Я от него избавился, ты же знаешь.

— Вот ведь жалость, — вздохнул Бильбо. — А так хотелось взглянуть на него еще разок. Нет, что за чушь! Ты ведь вроде за тем и шел, чтоб от него избавиться, да? Ох, сколько всего напуталось-намешалось, разве упомнишь. Тут тебе и Арагорновы дела, и Белый Совет, и Гондор, и конники, и южане, и олифанты… Сэм, ты и вправду олифантов видел? И пещеры, и башни, и золотые деревья, и уйму всего прочего. Куда моему путешествию до вашего! И чего я не вернулся кружным путем — Гэндальф бы мне много всякого показал. Правда, тогда я не поспел бы к торгам и, надо думать, хлебнул бы горюшка. Ну, а теперь слишком поздно. Ежели по правде, куда так приятнее сидеть спокойненько здесь да про все это слушать. Камин тут уютный, еда — прямо-таки отменная, а захочется компании, так кругом эльфы. Чего еще желать.

С последними словами голова Бильбо упала на грудь, и он крепко заснул.

Вечерело. В комнате становилось темнее, но яркий огонь камина освещал лицо Бильбо, и молча смотревшие на него хоббиты видели, что во сне старик улыбается. Потом, окинув взглядом каморку с плясавшими на стенах тенями, Сэм тихонько сказал:

— Сдается мне, сударь, не больно-то много он тут написал, пока нас не было. А уж нашу историю точно не закончит.

В ответ на это Бильбо приоткрыл глаза и встряхнулся.

— Вишь как меня сон одолевает, — промолвил он. — А когда есть время писать, тянет только на стихи. Фродо, дорогой, может, ты займешься моими записями? До отъезда не успеешь, так забери с собой все заметки и дневник тоже. Понимаешь, мне никак времени не найти, чтобы все это разобрать да привести в порядок. Сэм тебе поможет, а как кончишь с бумагами, привози мне — взгляну, что у тебя получится. Не бойся, придираться не стану.

— Все сделаю в лучшем виде, — заверил Фродо. — И скоро вернусь, это уж само собой. Опасностей больше не предвидится. Теперь есть настоящий король, и он живо приведет дороги в порядок.

— Вот спасибо так спасибо! — растроганно произнес Бильбо. — Для меня это огромное облегчение.

И с этими словами он снова погрузился в сон.

На следующий день Гэндальф и хоббиты простились с Бильбо в его комнатушке — снаружи было уже холодно, — а потом распрощались с Элрондом и его приближенными.

Уже на пороге, благословив Фродо и пожелав ему счастливого пути, Элронд добавил:

— Думаю, Фродо, если ты не сможешь вернуться сюда очень скоро, тебе не стоит возвращаться вовсе. Лучше как-нибудь осенью, примерно в эту же пору, когда леса Хоббитании наденут золотой убор, поищи Бильбо там. Я буду с ним.

Никто, кроме Фродо, этих слов не слышал, а он о них никому не рассказал.

Наконец хоббиты распростились с Разлогом и повернули к дому. Всем не терпелось поскорее увидеть родную Хоббитанию, но в самом начале пути вышла задержка. Фродо неожиданно захворал. Он с трудом решился переправиться через Бруинен, а после переправы весь день молчал. Друзьям казалось, что все это время он едва понимал, что происходит вокруг. Шло шестое октября.

— Больно, Фродо? — вполголоса спросил Гэндальф, подъехав к хоббиту.

— Да, — отозвался тот, — плечо болит. Рана ноет, сил нет, а вспомню, как ее получил, еще хуже становится. Сегодня как раз год исполнился.

— Увы! — со вздохом промолвил маг. — Бывают раны, которые до конца не залечишь.

— Моя, видать, из таких, — сказал Фродо. — И возвращаюсь я не по-настоящему. До Хоббитании-то, может, и доберусь, но боюсь, что ни родной край, ни я сам уже не такие, как прежде. Кинжал, паучий яд, зубы… многовато для одного хоббита. И моя ноша, она была со мной слишком долго. Где я найду покой?

Гэндальф не ответил.

Однако к концу следующего дня боль и слабость исчезли, и Фродо снова сделался веселым и бодрым, словно позабыл об изводившей его накануне черной тоске. Дальнейшее путешествие шло без помех, день пролетал за днем. Неторопливо, любуясь по дороге лесами, горевшими в лучах осеннего солнца золотом и багрянцем, спутники доехали до Выветрени.

Близился вечер, и темная тень холма падала на дорогу. Фродо попросил друзей поторопиться и целую милю ехал со склоненной головой, кутаясь в плащ и стараясь не смотреть на холм. К ночи погода переменилась. Налетевший с запада ветер, принесший холод и дождь, громко гудел в кронах деревьев, и желтые листья порхали в воздухе, точно птицы. Когда впереди, за плотной дождевой завесой, стала вырисовываться Пригорская Круча, ветви уже почти облетели.

Поздним ненастным днем в конце октября пятеро путников поднялись по дороге к южным воротам Пригорья. Ворота была накрепко заперты. Дождь хлестал прямо в лица, по темнеющему небу бежали низкие тучи, и друзья чуток приуныли, они-то рассчитывали на более радушный прием.

Кричали и стучали долго, пока не появился привратник с увесистой дубинкой. Открыл он не сразу — подозрительно присматривался к незваным гостям, пока не узнал Гэндальфа и не увидел, что его спутники — хоббиты, хотя и очень странно одетые. Ворота распахнулись, повеселевший привратник приветствовал новоприбывших.

— Заходите, заходите, не дело под дождем мокнуть. Ну и вечерок выдался — холодина, сырость… Ступайте прямиком в «Пони», Свербигуз обрадуется. Там услышите все, что стоит послушать.

— Как сменишься, приходи туда, — рассмеялся Гэндальф. — Нам тоже найдется что рассказать А где Гарри?

— Ушел, — скривившись, ответил привратник. — Лучше Свербигуза поспрошайте, он знает. Доброго вам вечера.

— И тебе тоже.

Сразу за воротами у дороги приметили новое строение — длинный, приземистый одноэтажный дом. Высыпавшие оттуда люди настороженно поглядывали на путников из-за забора. А вот халупа Билла Прихвощня выглядела заброшенной, плетень покосился, окна заколочены досками.

— Как думаешь, Сэм, — полюбопытствовал Пиппин, — ты не зашиб его насмерть своим огрызком?

— Хорошо бы, но вряд ли, — откликнулся Сэм. — Впрочем, до этого прощелыги мне дела нет. Узнать бы, что с другим Биллом сталось, с моим пони. Он у меня долго из головы не шел: и как волки воют, и все такое. Сердце изболелось.

Наконец добрались до «Гарцующего пони». Трактир вроде бы не изменился, по крайней мере, снаружи. В нижних окошках за красными занавесками горел свет. Гости нетерпеливо зазвонили в колокольчик. Ноб приоткрыл дверь, выглянул в щелочку и, разглядев в свете фонаря прибывших, вскрикнул от удивления.