Алена Даркина - Растущая луна: зверь во мне

Глядя в удаляющуюся черную спину, она подумала, что может быть, они тоже стали жертвой предрассудков, как Полад и его солдаты. Разве можно судить человека по каким-то внешним признакам? Не надо ли узнать его лучше, а после этого делать выводы? И ведь Гарое действительно может ей помочь.

Илкер решила завтра же посетить священника. Хотя бы для того, чтобы извиниться.

2 уктубира, Чарпад

Короткий отдых в тени верблюда. Если бы животные могли идти без отдыха, Удаган без сомнения погнал бы их дальше. Но они устали. Им не объяснишь, что люди скоро умрут рядом с ними.

Двигаться не хочется. Ялмари укрывается с головой, чтобы не видеть дрожащего перед глазами воздуха, песка, солнца… ничего не видеть. Людям еще хуже. Неизвестно, как держится Удаган. Может, эйманы более выносливы.

Кто-то дергает за одежду. Слабо, но он приподнимается. Шрам протягивает флягу. Он сохранил воду? Ну да, варан не смог бы прогрызть металл. Ялмари слабо отказывается, но майор из последних сил швыряет сосуд. Фляга шлепается прямо перед ним. "Он хочет, чтобы я взял на себя ответственность. Ладно".

Вторые сутки без воды. Выдержат они еще или нет? Сколько выдержат? И надо ли ехать, если доехать они не успеют? Надо.

Удаган переползает на верблюда. Он тоже сможет. А вот люди — вряд ли. Слабее всех — Свальд. "Я дурак. Нельзя было его брать с собой. Мало ли — гонор. А сдохнуть в пустыне? Кому оно надо…"

Он ползет к Тагиру, кажется, он спит. Открывает флягу, вливает ему в рот глоток воды. Веки распахиваются, в зрачках плещется безумие. Только бы не полез в драку. Но он сосредотачивает взгляд на лице принца, затем на фляге. И хмурится. Не желает принимать помощь от соперника. Не желает терпеть его благородство. Дурак. Дело не в Илкер. Дело в том, что ты нужен Энгарну. А может, и всей Гоште нужен. Ты должен жить. Ялмари объяснил бы ему это, если бы распухший язык шевелился, а горло не драло, будто его обожгли кислотой. Поэтому он вливает еще глоток влаги. Это лучше, чем ничего.

Свальд словно готов задушить принца. Были бы только силы. Но их нет, поэтому Ялмари затаскивает его на верблюда, привязывает ремнями, чтобы не свалился.

Шрам уже в седле. Он сильнее других. Герард лежит неподвижно. Ялмари подползает к нему. Он, наверно, гад. И, наверно, самый бесполезный спутник в этом путешествии. Но нельзя казнить человека за то, что он любит женщин, а женщины любят его. Нельзя казнить за то, что принцесса не умеет разбираться в мужчинах и представления не имеет, что ее ждет, если она выйдет за него замуж. Отец грозится… Но он не сделает ему ничего. Он не такой. И принц не такой. Вот если будет преступление, будет и казнь. А что люди болтают от смерти короля Ллойда… так они ничего не знают. Никто не знает, кроме их семьи.

Два глотка. Только два глотка. Может, позже люди получат еще. Может быть. На следующем отдыхе. Сейчас главное, ехать дальше. Столько, сколько выдержат верблюды. Вечером они пойдут резвее. А если почуют оазис — еще быстрее. Они ведь тоже хотят пить.

Герард закреплен. Осталось самому забраться. И привязаться бы неплохо. Только сил не хватит. Да и неудобно это — самому себя привязывать. Очень неудобно. Надо обнять шею верблюда, вцепиться в повод. Намотать на руку. И вперед, вперед.

Вовсе не противно пахнет эта шкура. Она мягкая, почти шелковая. И движется он мягко, словно качается в лодке. Это усыпляет. После бессонной ночи здорово усыпляет.

Ялмари прикрывает веки, но все равно видит пляшущие огни. Сначала кажется, что это солнечные блики на песке, но вскоре он догадывается, что это свечи.

Они горят в подсвечниках на стене, рояле, подоконнике. Но не дают света, комната слишком велика. Чтобы осветить ее ночью, нужны факелы или тысячи свечей в люстрах. Поэтому отец, когда заходит в музыкальный салон, опускает глаза, чтобы король Ллойд не видел их блеска. Не узнал его тайну.

Ллойд уже пришел в себя, вскочил, идет навстречу с мечом, но близко не подходит — знает, на что способен телохранитель королевы, даже если у него нет оружия.

— Ваше величество, — голос отца звучит глухо. — Я… не хотел оскорбить вас. Я уеду и никогда не появлюсь в Энгарне, если только вы пообещаете, что не будете обижать Эолин… королеву.

Да, лучше бы он назвал ее королевой, или "ее величеством", может, тогда бы Ллойд не взбесился. Но имя вырвалось и сказанного не вернешь.

— Конечно, ты не появишься, — король делает стремительный выпад.

Нательная рубашка порвана, хотя Мардан шагнул назад.

— Я прошу, ваше величество…

— Ты просишь?! — он наступает, но запинается на мгновение, заметив блеск глаз Мардана Полада. — Ты не человек, — констатирует он, опешив. — Мне надо было догадаться. Но это не страшно, у меня есть кое-что и для тебя.

Кинжал, который он выхватывает, в свете свечей блестит серебром.

— Не надо… — Мардан уже не просит, а угрожает, но Ллойд не замечает этого.

— Я убью тебя, — говорит он негромко. — А потом твоих ублюдков. В Энгарне не будет чудовищ. В моей семье их не будет.

Это он напрасно сказал. Кинжал — слабое оружие против меча. Одним движением отец ударяет по запястью короля, и кинжал выпадает из разжавшихся пальцев. Другим — пронзает горло Ллойда, так что он не успевает крикнуть, лишь оседает на пол, зажимая рану. Он смотрит на Мардана с ненавистью.

— Я предлагал тебе жизнь и долгое царствование, — Полад вытирает с меча кровь.

Ялмари тряхнуло, он сильнее вцепился в шерсть верблюда. Что это с ним? Нет, конечно, он не был там и не видел, как убили короля Ллойда. Но отец рассказывал, и Ялмари верил, что так все и было. Отец бы не убил его, если бы сыну и еще не родившейся дочери не угрожала опасность. Он и сейчас не предпримет ничего против Герарда, если только тот не ошибется, не сделает неправильный выбор, как сделал его король Ллойд. Если бы отец хотел убить Сорота — давно бы уже это сделал.

Он снова впадает в полудрему, и снова перед ним возникает Музыкальный салон. Да что это нынче он мерещится? Король Ллойд лежит на полу, зажимая окровавленными руками горло, но он уже мертв. Под головой огромное темное пятно, которое еще расползается. Отец подходит ближе, склоняется на королем… Нет, это не отец, это он сам подходит ближе и склоняется над королем, всматривается в его лицо…

Но это не король. И темное пятно на ковре вовсе не кровь, а разметавшиеся волосы. Это не Ллойд, это спит Илкер. Она так прекрасна во сне. Только почему она спит на полу? Надо перенести ее в спальню. Он собирается взять ее на руки и вздрагивает, прикасаясь к ледяной коже. Человек не может быть так холоден. Не может! Руки внезапно задрожали. Он отбрасывает ее волосы, чтобы пощупать пульс на шее и в ужасе отшатывается — даже в полумраке на белой шее выделяются кровавые раны. Полоски, которые могут оставить только зубы волка… Но этого не может быть.