Татьяна Патрикова - Хитрости эльфийской политологии

Конечно, я мог быть не прав. И дело вовсе не в моих заработках, но что-то настойчиво подсказывало, что и в них тоже. И все равно, я старался гнать от себя эти мысли. Поэтому в начале еще пытался поддерживать непринужденный тон беседы, улыбаться, даже шутить и подкалывать младшего братишку, который тоже из кожи вон лез, только бы ему позволили жить со мной и Ириной. Но потом пришел Пестрый. Ефин Евграфьевич Пестряев, как было написано на визитке, которую он протянул отцу. И через час или чуть меньше, я осознал, что больше не могу себя обманывать. Ложь во спасение больше не катит. Отец и мама только и делали, что стелились перед дядей-бизнесменом на все лады и весь вечер делали какие-то нездоровые намеки. Во-первых, когда Фима сказал, что это у него я сейчас работаю и зарабатываю довольно прилично, мама с бабушкой начали ненавязчиво выспрашивать о том, нельзя ли туда же пристроить и папу. Отец же весь вечер заливался соловьем и живописал свои былые заслуги. Которые, на мой взгляд, были весьма малы и незначительны. В люди он так толком и не выбился. Причем ушлый Фима, благодаря новообретенным знакомствам и связям (это я ведомство Камюэля имею в виду) прекрасно разбирался в реалиях моего мира. Поэтому, наверное, мне было так стыдно за поведение родственников. Во-вторых, отец все пытался выяснить у Ефима, сколько конкретно я получаю, а потом и вовсе начал настойчиво обрабатывать меня на покупку новой машины. 'Будем вместе возить наших теток на дачу, сынок!'. Как же мне в тот момент было тошно! Если бы меня весь вечер не поддерживала Иринка, я бы, наверное, не выдержал бы и как мальчишка сбежал из-за стола в свою комнату. Заперся бы там и сидел не знамо сколько времени. Не смог бы вытерпеть весь этот фарс. Но она все время была рядом. Держала за руку, иногда что-то шептала на ухо. Я слов её почти не слышал, только интонации. Нежные, родные, дружеские. Ведь никакая она мне не невеста, под этой весьма правдоподобной личиной скрывался мой друг, мой… самый лучший друг. Все остальное вторично. Я это понял именно тогда, когда, наконец, со всей отчетливостью осознал, что эти люди, что сидели с нами за одним столом, больше никогда не станут для меня родными. Вспомнилось название одного советского фильма, кажется, он был черно-белым и сюжет я не помнил, но название запало в душу — 'Чужая родня'. Или как-то в этом роде. Я не уверен. В общем, только так я теперь воспринимал и отца, и маму, и даже бабушку.

А потом они, наконец, ушли. Я проводил до двери и родителей, и Пестрого, которого, по его же собственным словам, внизу ждала машина. Это не Камю ли там в засаде засел? Но выяснять подробности я в тот момент не стал. Сил не было. Закрыл за всеми дверь, вжался в нее лбом и застыл. Голова гудела, как растревоженный улей. Со спины меня обхватили хрупкие девичьи руки. Я очень надеялся, что Илюхе хватит ума хотя бы какое-то время посидеть в зале и не высовываться. Проявлять слабость перед младшим братом — совсем хреново. Я не мог заставить себя выпрямиться и отойти от двери. И не мог отстранить от себя Ирину. Так мы и стояли какое-то время. Она прижималась к моей спине и обнимала, а я стоял и честно старался ни о чем не думать. Хотелось забыть этот вечер, как жуткий сон. Главное, что цель достигнута. Илюшке разрешили жить у меня. Ирину признали и больше не будут меня пилить тем, что она на бабушкину квартиру зариться. Что еще нужно для счастья?

— Может быть, чаю? — со спины раздался хриплый голос Ира. Похоже, он только-только выскользнул из мерцания. Вовремя он. Интересно, как мерцающий угадал, что я именно в этот момент уже более ли менее пришел в себя и готов к еще одному серьезному разговору? Может быть, ему наша синхронизация подсказала? И когда же я уже выясню, что это за штука такая?

— Давай, — слабо откликнулся я и пошел в сторону кухни. Ир потопал за мной.

Я поставил на плиту чайник и пристроился рядом с подоконником. Оба кухонных стула были сейчас в зале. Идти за ними было лень. Но Ир, как всегда, изящно выкрутился. Наколдовал нам два мягких стула, точнее, извлек из своей маго-сумки. Шустро. Интересно, почему он раньше этого не делал, когда нам точно так же сидячих мест на моей кухне не хватало? Я сел за стол со стороны окна. Он напротив. На плите принялся слабо гудеть чайник. Мерцающий сидел и чего-то ждал. И я понятие не имел, хочу ли я что-то говорить. Нужно ли мне сейчас это. Тогда мерцающий заговорил сам.

— Если хочешь, то можно попросить Карла выделить тебе комнаты в преподавательском крыле главного корпуса, — неожиданно выдал он, а когда я поднял на него глаза, быстро добавил, — Тогда ты сможешь быть полностью независимым от родителей. А выход в ваш мир перенесем куда-нибудь еще. Это вполне реально.

— А почему к себе не приглашаешь? — сам не знаю, зачем это спросил.

Ир отвел взгляд.

— Тебе ведь у меня не нравится…

— Я этого не говорил.

— Ну и что? — в исполнении мерцающего вопрос прозвучал с вызовом.

Опять у нас с ним какие-то непонятки образовались. Но сил с ними разбираться просто нет. Может, завтра? Хотя, нет. Завтра у меня по плану собрание студклуба. Так что все разговоры снова придется отложить на потом. Конечно, я что-то такое и раньше чувствовал. Всю неделю после моего возвращения между нами с Иром явно происходило что-то не то, причем я, к сожалению, не мог найти объяснение данному явлению. Мерцающий словно сторонился меня. Хотел бы я знать почему? Но времени на разговоры не было. После почти месячного отсутствия я резко понадобился всем и вся. Так что на личную жизнь времени не оставалось физически.

— Знаешь, что меня держит здесь в первую очередь? — я осознал, что говорю чистую правду только тогда, когда слова слетели с языка, — Интернет и незаконченное образование. Без первого мне у вас трудно будет. А второе — это мой священный долг, сам понимаешь, как глупо положить столько сил, чтобы прилично выучиться, а потом, уже на финишной прямой, все бросить. Ну а родители… их же не выбирают, в конце-концов.

— Зато вполне реально приручить, — раздалось от входа.

Так и знал! Пестрый в образе мальчишки-сорванца приперся обратно в компании Камюэля Барсима. Веселенький у них, однако, тандем образовался.

— Ну, как вы тут? — спросил эльф, смотря на нас поверх головы паренька.

— Жить будем… — ответил я, — кажется.

— Весело, — прокомментировал Фима и ввалился в кухню. Уперся обеими руками в стол и, посерьезнев, обратился к внуку: — Ты, конечно, предупреждал, но я до конца не верил.

Ир на это криво усмехнулся. Я же решил поинтересоваться:

— Удивляетесь, как у них могли вырасти такие сыновья, как мы с Ильей?

— Есть такое дело, — подтвердил мерцающий и выжидающе на меня уставился.

Мне не хотелось встречаться с ним взглядом. Поэтому я смотрел в сторону, когда снова начал говорить: