Хаген Альварсон - Девятый Замок

— Эльнге, конечно, ударил на них первым. Вторгся в Мидерин, взял много знатных заложников, оттуда повернул на Бельтабейне, где разбил наёмников из северных стран. Так вышло, что наш Готлаф опоздал к вороньему пиру, а когда пришёл, Эльнге нанял его, чтобы вместе ударить на Кондал. Кондалы испугались, и никто не пришёл им на помощь.

— Значит, вы зря тогда пали…

— Ничего не зря, — Бьёрн грустно усмехнулся, — когда б не та драчка, мы бы точно успели к разгрому и бесчестью.

Тогда Дэор спросил старика:

— Ты задумал это с самого начала?

Тот кивнул:

— Я успел развязать ремни "добрых намерений" на мече, когда все уже вошли в зал. Честно сказать, боялся, что вы опоздаете. Да, я всё обдумал загодя.

— Ты погубил братьев и учеников… ради чего?

— Ты злишься на меня?

— Куда там… На тебя нельзя злиться, Старик. Я хочу понять.

Бьёрн хмыкнул:

— А что непонятного? Наш Гаммаль — герой, он посчитал, что смерть лучше бесчестья.

А Менрик добавил:

— Ты позвал нас, Дэор, на тропу китов и скитальцев. И мы откликнулись. Возвращайся из похода и зови других. Они ждут, но пока не знают о том. Есть ещё место викингам в нашем мире.

С этими словами они открыли двери, точно стражи покоев. Дэор вошёл неслышно, но гордо.

И оказался на пустынном острове. Пустынном острове посреди волн. Серый Камень имя ему.

Карлик в синем колпаке уже ждал его. Он сидел верхом на золотой клетке. В клетке сидела Фионнэ, в ужасных рваных одеждах, грязная, в крови. Но глаза её не были глазами сломанного человека, нет. Буря, что валит столетние деревья, ярилась во взоре. О, Карлик боялся её!

— Ну? Ты уже знаешь, как меня зовут? — пропищал уродец. — Гляди, как прекрасна моя невеста! Ну же, порадуйся за меня! Ля-ля-ля, тра-ля-ля!

— Убей его, Дэор! Убей! — зарычала из клетки Фионнэ.

Дэор не мог смотреть на неё. Было очень больно. И на Карлика не смог поднять глаз, ибо ненависть душила и слепила. И не было лука, чтобы сбить мразь.

— Что ты стоишь? — кричала Фионнэ. — Ты мужчина или раб?

— Не поздоровится тебе, когда Эльнге это увидит, — только и сказал Дэор.

— Эй, слезай! — прикрикнул на бриссинга человек в багряном плаще. Карлик послушно спрыгнул на плечо Эльнге и превратился в зеленоглазого баклана.

— Что ты делаешь, владыка?! — закричал Дэор. — Твоя дочь!..

— Моя дочь, верно, — перебил Эльнге. — Захочу — отдам кому угодно. Захочу — утоплю в море. Кто мне судья? Может, ты? Или твои краткоживущие дружки?

— Будь здесь Калластэн, он бы тебе сказал!

К берегу пристала лодка. Калластэн поднялся, но на берег не вышел.

— Владыка обезумел, друг Дэор. Мир обезумел, и ты не в силах заставить его выполнять обещания. Я оставляю тебе свою арфу, ибо меч тебе не поможет. Прощай.

Пальцы пробежали по струнам. Перед глазами стояли отрубленные пальцы Эрвинда. Рождалась музыка кровавого торжества. Эльнге вдруг закричал, обратившись в столб огня. Баклан снялся с его плеча и полетел прочь, крича и причитая: "Белый олень! Белый олень!". Пламя перекинулось на клетку, и она вспыхнула, точно была хорошо просмолена. Фионнэ закричала, снежинка таяла, а сквозь пылающее лицо проступили черты тролль-ведьмы. Она прохрипела:

— Ты! Горящий лес плачет янтарём, мёртвые птицы валяются на берегу, волк терзает павших! Волк на золотой цепи, Волк, что произнёс Имя ключа, но не смог удержать его в пасти, проглотил, словно солнце и луну, и тьма пала на землю…

— Я смогу! Слышишь, смогу! — рыдал охотник.

Фионнэ ответила ему грустным шёпотом:

— Ты дошёл до развилки. Тут есть много путей, но только один ведёт нас к счастью. И пусть теперь всё рухнет!

Из бурных волн вышел златорогий олень и спросил, глядя Дэору в сердце:

— Что тяжелее — любовь или гордость?

И тогда Дэор сын Хьёрина отбросил арфу, и взял нож отца, и подступил к оленю, и сказал так:

— Ты всё разрушил, Дэор Хьёринсон, — сказал ему олень.

И этот тяжкий сон закончился.

Дрожа всем телом, охотник отвел клинок от горла Хранителя. Выронил меч и растерянно оглянулся. Сделал три нетвердых шага и рухнул на ослабшие колени. Закрыл лицо руками, словно стремился спрятаться от всех ужасов мира. Кровь сочилась из раскрытых ран по всему телу, заливала пол-лица, струясь оттуда, где вчера было ухо. Саднящая боль одела Дэора огненным плащом, отвлекая от злой памяти, что засела в сердце железным жалом.

— Ничтожество… как низко я пал… как низко… какая радость! — бессвязно шептал скальд.

— О, ты прозрел, — Хранитель одел маску и приставил отрубленную кисть к культе, — сейчас омоем тебя, затянем царапины, и пойдёшь домой. Путь не близок, коли хочешь поспеть вовремя, так что вставай и пошли за мной.

Охотник поднял на Глумхарра покрасневшие опухшие глаза, и сосенка покачала головой: она запуталась, кто из них старик. Ибо Дэор выглядел постаревшим зим на тридцать. Морщины прорезали его лицо фьордами скорби, а в волосах прибавилось соленого снега утраты.

— Я — как эта сосна, — проговорил он тихо, — сверху вроде ничего, а изнутри — кривой. Таким, как я, только тут и место. Где не светит солнце. Кажется, — взор северянина вспыхнул больным огоньком гаснущего факела, — я знаю, как зовут этого карлика. Это Эрлинг Всеотец. Он ведь любит ходить по миру смертных, чтобы испытывать их… нас. Зелёного Карлика в Синем Колпачке зовут Эрлинг Эльватер! Спасибо, Хранитель!

Вскочил и полез к Хранителю обниматься на радостях. Тот резко толкнул Дэора, и он упал на спину, и так лежал и всхлипывал.

— Дурак! Ничтожнейший из дураков! — каркал Глумхарр, презрительно смахивая пыль с рукавов, которых коснулись объятия хлорда. — С чего ты это взял? Ты прошёл тем же путем, что и Карлик в свое время, ты добрался до дальнего предела сил, ниже всех, к началу Великой пустоши, и ты не знаешь, как истинное имя карлика?.. Последняя подсказка!

И пропищал противным голоском:

— Нет, меня зовут НЕ ТАК!!!

— "НЕ ТАК" это не имя, — Дэор поднялся, без удивления обнаружив, что раны уже не кровоточат, лишь зудят немилосердно. — Что-то связывает тебя с Карликом?

— Не только с ним, — Глумхарр вздохнул и продолжил грустно, — я — это смерть. Страх смерти. Жажда смерти. Хранитель посмертных дорог живущих. Некогда я был драконом: жестоким, хитрым, страшным. Я обращал в пыль прекрасные города альвов. Я нёс чёрный ветер небытия на крыльях. Я… потом стал Хранителем. Это возмездие — или вознаграждение, я не знаю. Я — это все мертвецы. Я — это все живые. Я это и ты тоже.

— Почему? Я ведь, кажется, ещё не покойник?