Хаген Альварсон - Девятый Замок

— Ты мне не поверишь, но я не нашёл сокровищницы. Ни сокровищницы, ни тронного зала.

— И никаких теней, тумана, видений? — спросил я.

— Нет, ничего, — вздохнул друид, и я подумал, а зачем он туда возвращался — один?..

— Замок пока что пустует, но пройдет время — может, год, а может век — и они вернутся. Или — не они. Но — так или иначе — драконы вернутся в Девятый Замок. Они всегда возвращаются. И я вновь поведу безумцев по Горам Безмолвия.

— Чародей! — покачал головой Асклинг. — Так нельзя. Что, кроме тебя некому?..

Дэор же рассмеялся, опустошив чашу:

— Не многому же ты научился в Залах Смерти!

— Ни к чему эта наука тому, кто желает простой жизни, — отвечал Асклинг.

Не суждена нам простая жизнь, ведь никого не отпускает Девятый Замок, хотел сказать я, но промолчал. Все и так слишком хорошо усвоили этот урок.

Кубок прошёл вкруговую и вернулся к нашему колдуну.

— А как твои дела, Снорри-хозяин? — спросил Асклинг.

— Не жалуюсь. Бездельничать не приходится. Летом снова путешествовал. Помнишь, Корд, книгу Унтаха кан Орвен? Я отвёз эту книгу его родичам, на Чёрный Перевал.

— Ты отвёз что?! — воскликнул друид, страшно глядя своими зелёными очами.

— Книгу. Меня там хорошо приняли. Но это потом. А сначала наставили копья, а я же ни слова их языка не знаю. Ну откуда бы мне знать?.. Достал эту книгу и протягиваю: "Унтах кан Орвен". Они переглянулись и отправили меня к старшим.

— Это правда, что ими правят женщины? — спросил Дэор.

— Не совсем. Просто все при своих занятиях.

— А правда, — спросил Асклинг, — что там в озёрах водятся чудища?

— Я не видел, и не думаю, что кто-то может жить в таком холоде. Озера ледяные. Я поклялся — до Замка — что пересеку весь Эльдинор только для того, чтобы искупаться в подземном пруду.

— И как удовольствие? — полюбопытствовал Дэор.

— Сомнительное, — буркнул я. — Но зато я не скажу, что свартальфы — плохие хозяева. Я виделся с матерью Унтаха, престарелой Орвен. Знаете, о чём она спросила? Одел ли он шарф! Шёлковый шарф, который она сама ему сшила! Они их повязывают на шею и правое плечо. А я забыл, одел ли он тогда этот проклятущий шарфик. Как он колдовал — помню. Как мы рубились — помню. Как он умер с волчьей улыбкой на устах, обагренных кровавой пеной — помню. Но Мунин, ворон Всеотца, оставил меня, когда она спросила о шарфе.

— А ей ты что сказал? — спросил Аск тихо.

— Я похож на дурня? Сказал — одел, конечно. Она улыбнулась, тепло, нежно, спокойно, и погладила меня по голове. Сыном назвала. Мне дорого стоило не разрыдаться в тот миг…

И тут наш чародей Корд'аэн О'Флиннах захохотал. Он хохотал, как полудурок, улыбка бешеного уродца исказила его лицо, и я понял, что ещё никогда не видел его таким. Безумным. Бессердечным. Захлёбывающимся чужим несчастьем, чужим горем, чужой скорбью. Я не хотел видеть его таким — падальщиком, стервятником, вороном-трупоедом, вонючей росомахой… упырём, икающим в наслаждении укуса.

Но — видел.

Отсмеявшись, он пригубил пива и молвил:

— Старые счёты, Снорри… Я… мы не очень любим древнюю Орвен. Я искал ту книгу. Я рыл трупы цвергов в её поисках. А она оказалась у тебя. У тебя! А там, под кожаным переплётом, — страницы, исписанные судьбами. Теперь там прибавилось страниц. Когда та книга будет дописана… Это будет прекрасная вещь, из тех, которые губят владельцев и меняют судьбу мира.

— И ты хотел сжечь её? — спросил Асклинг. — Или прочитать?

— Я хотел дописать эту книгу. Видно, не судьба.

Потом помолчал немного и добавил своим обычным голосом, мягким и тёплым:

— Снорри, я знаю, ты разделил с ним смерть. Но этот смех — единственное, за что я не стану просить у тебя прощения. Мы с ним — не просто враги. Над врагом я бы не смеялся… И то, что мы стали втроём и загадали Кромахи загадку, мало что меняет. Он достойный человек, великий воин, великий чародей, великий поэт, и прежде всего — верный сын своих родителей и своего народа. Он — самый большой упрёк этому миру. Что говорить — мы все упрёк девяти мирам…

Я горжусь нами. И ненавижу нас. И… я люблю вас, друзья. Всех вас.

Он поднялся с полным кубком в руке — закованный в суровость, облачённый в величие, а багряницей ему было мрачное торжество на самом краю смерти — и хребет мой сам вытянулся ратовищем копья, заставляя встать. Асклинг и Дэор также стояли, печальные и суровые, в ожидании священного круга чаши. Корд отпил молча и опусти взор, а кубок перешёл к Дэору.

Не надо быть мудрецом, чтобы понять, за кого мы пили. Чаша двигалась в торжественном безмолвии, и мне казалось:

Борин в волчьей накидке принимает чашу, отложив свою рогатую арфу, кивает в знак благодарности, и хитро улыбается;

Дарин, молодой сын конунга, принимает чашу из рук скальда, высоко поднимает над головой, и взор его сияет, как у ребенка, а шёлк на плечах кипит молодым вином;

Тидрек, ворчливый мастер-ювелир, забирает чашу у ярла, пьёт, а после кряхтит, отжимая одной рукой свою чёрную курчавую бороду; он бурчит и глядит исподлобья, но глаза его светлы;

Эльри с важным видом отпивает и кивает — мол, пивовар постарался! — а потом смеётся, грубо, но заразительно;

а еще с нами пили Рольф Ингварсон, чьё тело мы сожгли в Девятом Замке, и чей меч я передам в наследное владение своему сыну как бесценное сокровище; Фрор из Эмблагарда, что мечтал убить дракона, но не смог убить дракона в себе; Унтах, сын Орвен, искупивший на стенах Норгарда какой-то страшный грех перед своим народом; трое Лундар, прекрасные, как сам лес; и ещё многие, многие другие, которых я не видел, но которых видели мои друзья;

и, на многие мили к северу отсюда, печально скрипел на ветру могучий витязь, отец дубов Старый Балин…

Такими я хотел их помнить. Тех, кто ныне — не с нами. Смеющимися. Улыбающимися.

Счастливыми.

И тут раздался стук в двери.

— У нас гости, — заметила Митрун не без ехидства.

Надобно сказать, что это был последний день месяца, который сиды называют Луна Золотого Листа, а люди Севера — Ольвар, Пивной, и это десятый месяц года. Сэмхен, так называется праздник, который начинается в этот день, и хотя дверги его не отмечают, всё же девушки собираются на посиделки, чтобы гадать на ночь, и не только на женихов.

Митрун от нечего делать тоже отправилась к подружкам.

— У Снорри гости, — объяснила она, — и нет у меня желания прислуживать им за столом.

— А что за гости? — посыпались расспросы. — Красивые, молодые, богатые, знатные?

— Да, конечно, молодые, богатые, знатные… но не хотела бы я оказаться невестой кого-то из них, и вам не советую, ведь у них в глазах живёт кровавая ночь.

Подружки затихли — они поверили Митрун, муж которой ходил в Девятый Замок.