Василий Купцов - Последний леший

Еще никогда богатыри не попадали в такое положение. Что сила, что удаль? Если сама Судьба против них, если конь спотыкается, да все ломается, да сам ногой во все ямки попадаешь, да за все ветки цепляешься… Вот уж, известно, нет ничего хуже, когда Беда приходит, и Лихо — имя ей. А оно, это Лихо — уже совсем близко, и горит красным пламенем страшный глаз Одноглазого… Куда ни кинет взгляд — все умирает. Листья опадают, трава желтеет, бедная мышка — кверху лапками…

Теперь становилось понятно, как побеждало Лихо. Ведь это даже не колдовство! Это просто старуха, возле которой всем не везет! Именно — не везет в самой что ни на есть последней стадии…

Нойдак приготовился к неминуемой смерти. Рахта и рад был бы помочь, да ноги запутались… А Сухмат и вовсе завяз. Лихо, между тем, совсем близко. Вот прошел ее взгляд, травку зеленую опаляя, упал взгляд на грудь Нойдака, задержался. Потом Лихо в лицо ему всмотрелось, кажется, чему-то удивляясь, потом взгляд на руки упал…

— Вот оно что, эти руки одноглазого северянина породили, — прошипело Лихо, — ну, да не все ли равно, кого убивать!

Сухмату удалось, наконец, выбраться из тягучей ямы, но он тут же, не успев стрелу вложить в лук — снова поскользнулся на ровном месте, на этот раз его ноги не попали в яму, а разъехались в стороны, что выглядело ужасно глупо, ведь одна из его рук продолжала оставаться приклеенной невесть к чему на земле…

И Нойдак понял, что теперь — все! Но — не тут-то было. Послышался скрежет металла. И голос, до боли знакомый голос Духа, который все приближался.

— Быстрей, быстрей! — звал Дух, — Да быстрей же!

Теперь и богатыри, и Нойдак увидели того, кто так скрежетал металлом. Нойдаку сначала почудилось, что это тот самый мертвый франкский рыцарь вдруг ожил и пришел к ним на помощь. Но потом увидел ниспадающие из-под шлема длинные женские волосы. Тут и Рахта узнал эти, такие родные, золотисто-русые косы…

— Полинушка… — прошептал богатырь.

— А это еще кто ко мне на съедение пожаловал? — засмеялось Лихо Одноглазое, — Думаешь, в железки обрядился, так я тебя не достану? Доставала, и не таких доставала, и в железках, и в камне, и в шкурах — как не рядись, а от глаза моего смертоносного тебе не уйти! Странно, что еще не спотыкнулся…

— Не спотыкнулась и не спотыкнусь! — сказала Полина, — А теперь зри — то смерть твоя пришла, губительница!

— Поляница? — удивилось Лихо, — Что же, закусим и поляницей! Тебе, глупая, неведомо, что не суждено мне от руки живого человека погибнуть, так Вий приговорил, а мне Род на роду написал!

— Сама ты дура! — ответила Полина и замахнулась мечом, — Тебе ж ясно сказали — от живой руки не умрешь, а я мертвая!

Лихо Одноглазое, кажется, так и не успело понять смысла слов Полины, а, может, и успело, да было поздно. Опустился меч, разрубив чудище на пополам, потом поднялся и снова опустился, и так раз за разом, пока не остались на траве одни мелкие кусочки.

В тот момент, когда богатыри вдруг почувствовали, что их больше ничего не держит, руки-ноги свободны и они могут вновь стать хозяевами своей судьбы, оказалось, что Полина уже ушла. Вдали послышался стук конских копыт и звон металла.

— Полина! Полинушка! — звал Рахта, — Вернись, не уходи!

Было ясно, что призывы богатыря бесполезны, да и в ушах наших героев до сих пор слышались слова девушки: «А я мертвая!». Но ни Сухмат, ни Нойдак удерживать и увещевать Рахту не стали.

— Смотрите, други, она сползается! — вдруг закричал Нойдак, указывая пальцем на разрубленные части Лиха.

Богатыри на миг оцепенели. Действительно, и голова, и руки с ногами начали как-то колдовским образом перемещаться по направлению к разрубленному телу. Всем стало ясно, что случится, коли тело страшилища соберется вновь. Первым опомнился Рахта, попросту подцепивший перебирающий пальцами обрубок руки мечом и отбросивший его подале. Что дало лишь временный эффект — рука вновь поползла обратно.

Что было делать? Лихо явно не хотело убираться с этого света. Были ли силы, способные сейчас помочь нашим героям? Или им нужно было просто брать ноги в руки и удирать, пока чудище вновь не ожило? Но это — путь трусов, а не витязей отважных… К тому же, побратимы как-то слышали сказку о том, как Лихо преследовало обидчика, пока не настигло его. Значит, надо было что-то делать, вернее, сделать с этими обрубками. Может, просить богов? Но кого? Перун бы помог, но как после всего этого просить громовержца? Вот Сварожич, бог Света Белого, тот бы точно помог, он всегда против сил темных, с царства змеиного приползших, помогает, да око его плотно облаками на небе прикрыт, не увидит и не услышит!

— Брат огонь! — вскричал Рахта.

— О брат мой огонь, Сварогом на спасенье нам даденный, — начал приговаривать Сухмат, сразу начавший разводить костер, — отец наш огонь, тепло дающий, в холод спасающий, мужчинам силу дарящий, от зла уберегающий! Приди Огнь-Сварожич, приди ко мне и нам помоги! Я — живой и ты — живой, а живой живому брат, приди и от Лиха спаси!

Нойдак, не знавший, что говорить в таких случаях, помогал делом, подтаскивая сушняк. Рахта продолжал бороться с ползающими по полянке кусочками Лиха, не давая им собраться воедино. Наконец, костер заполыхал. И в него полетел первый обрубок.

Удивительно, но огонь охотно взял себе руку Лиха, прямо-таки пожрал ее… А потом туда же полетели обрубки ног, голова — яростно клацавшая зубами, вторая рука, пытавшаяся схватиться — в последней попытке выжить — даже за острый меч. И вот чудовища не стало. Не осталось ничего, только горстка пепела, который сразу же разлетелся по ветру.

— Вот пускай теперь Вий с нею и разбирается, — заявил Сухмат мстительно.

— Неизвестно, кому еще будет при этом плохо, — заметил Рахта напоследок.

Вечером, перед самым сном, Нойдак почувствовал подле себя присутствие Духа. Он уже давно научился чуять своего невидимого друга даже тогда, когда тот молчал.

— Это была Полина? — спросил Нойдак, — В тех железных одеждах?

— Да, Полина, — подтвердил Дух как ни в чем не бывало.

— Мертвая?

— Да, мертвая.

— А если мертвая, то почему же она ходила, говорила и дралась?

— А почему бы мертвым и не походить, да не поговорить? — ответил Дух недоумеваючи.

— Ладно, — согласился Нойдак после короткого раздумья, ибо возразить было нечего, — а куда ты запропастился? Где был? Что видел?

— Где был, там меня уж нет, — хихикнул Дух.

— А все-таки?

— Много будешь знать, скоро состаришься!

— И это надо же! — удивился Нойдак. Кажется, его Дух из милого мальчика начал превращаться в наглючего подростка…

Рахта встал в то утро первым. Поскольку речка была рядом — а эту близость богатырь всегда нутром чуял — можно было по-человечески умыться. Как и все русы, Рахта исполнял обычай утреннего умывания неукоснительно. Правда, бывало — в степи — что умыться было нечем, только что ладонями глаза протереть. Но то — в степи дикой, а тут — речка рядом. Можно поплескаться вдоволь, потом — разбудить побратима Сухматьюшку, да проследить, чтобы и Нойдак умыл харю свою колдунью.