Юрий Ижевчанин - Прелюдия: Империя

На Сейме его подстерегала неожиданность. Король велел Крису Уларкангу перед началом заседания поднести чашу мира делегатам от мятежных провинций. Это был обычный знак, что он желает скорейшего примирения. Делегаты в ответ преподнесли через того же Уларканга чашу мира королю (только вчера Тор на нее сбрасывался вмести с ними). Но, когда король, по ритуалу, прежде чем отхлебнуть из чаши, погрузил в нее свой перстень, перстень засветился красным. Тор, который, как "старейший" из делегатов от рокошан уже поднес свою чашу к губам, тоже опустил в нее свой перстень-индикатор и он тоже засветился красным. Крис Уларканг выхватил чашу у него, сказав: "Сейчас разберусь!" и вдруг уронил. Но кто-то успел подхватить чашу с остатками вина, Уларканга схватили за руки, а в дверях Сейма появились официалы Имперского Суда. Император будничным голосом произнес:

— Высокий Имперский Суд покорно просит Сейм передать ему для исследования делегата от Старквайи Криса Уларкинга, поскольку по показаниям наемного убийцы Ира Лактайрины, покушавшегося три дня назад на Мастера Тора, он идентифицирован как заказчик преступления.

— Нам угодно! — единодушно вымолвил зал, и бессильно обвисшего Уларкинга вытащили, чтобы передать в руки официалов.

В этот день наконец-то коснулись вопроса о создании мирной делегации, создав комитет для обсуждения ее состава и наказа, данного делегации. Такое продвижение не обрадовало Тора, и он в унылом настроении ехал к себе после заседания. Тошнота не отступала.

Неожиданно он заметил мальчишку, метнувшегося прямо под ноги коня, и увидел, что тот срезал кошелек. Инстинктивно он схватил мальчишку за руку так крепко, что хрустнула кость. Охранники подобрали кошелек, а на вопль мальчишки выскочили из соседней улочки амбалы с дубинками. Тор выхватил молот и начал защищаться, но при этом стараясь больше никого не покалечить: на душе и так крайне скверно. На шум выползла городская стража, и нападающие сбежали. Стражники начали расспрашивать, в чем дело? Тор сказал, что какой-то пьяница пытался подраться. Охранники подтвердили это. Когда их спросили, приносят ли они жалобу и смогут ли опознать нападавших, и Тор, и охранники единодушно подтвердили: "Нет!".

Когда Тор прибыл во дворец, охранник Тук сказал:

— Я думаю, что Скользкая гильдия высоко оценила твое поведение, господин. Но тем не менее ты их опозорил: на тебе ни единой царапины после стычки. Нужно ждать еще одной засады. Так что не всегда хорошо драться очень хорошо.

Второй охранник слегка покосился на товарища, как будто тот сболтнул лишнее. И Тор вдруг вспомнил, что ведь охранников не били! И те лишь отводили удары, но не били нападавших, значит, Гильдия Охранников и Скользкие друг с другом… Но лучше этого не додумывать до конца.

Вечером Тор быстро ушел к себе, подарив кольцо Элоиссе и не желая больше с нею общаться. Затем он пришел к рабыне. Та с радостью встретила его. Он обнял ее, боясь. что и сейчас будет то же ощущение неправды и чего-то слегка ядовитого. Но, наоборот, душа как будто лечилась. Ангтун ласково обнимала его и щебетала свое. Она рассказывала, какие трудные упражнения делают рабыни ежедневно, чтобы поддерживать форму, как ее учили пользоваться косметикой и что-то еще и еще. Чувствовалось, что эта девятнадцатилетняя женщина получала в семье лишь самое элементарное образование и навыки. А после выхода замуж в пятнадцать лет она вообще ничему не училась, кроме светских интриг и флирта. Теперь перед ней как будто раскрывался мир. И вдруг она вздрогнула, прижавшись, маленькое кругленькое существо, к большому и почти прямоугольному телу Тора.

— Хозяин, мне сегодня ночью страшный сон снился. Как будто ты пришел ко мне, а я стала опять такой, как в той жизни. Ты не бойся, я теперь буду стараться быть все чище и чище для тебя.

Чувствовалось, что ей очень хотелось сказать обычные женские вещи типа "ты мой единственный и любимый", но рабыне этого нельзя. И она вместо этого выдохнула:

— Какое счастье подчиняться и служить тебе! Я так перепугалась, когда услышала о нападении на улице. Мне так страшно за тебя, хозяин! Эта имперская столица какая-то вся грязная и жестокая. И я так рада, что ты такой сильный и так хорошо дрался сегодня. Может быть, я помогу тебе чуть-чуть омыть душу, а то я чувствую, что у тебя что-то не так.

"Вот, даже рабыня чувствует, что не так!" — устыдился Тор. — "А что стыдиться? Даже собака почувствовала бы." И он ласково сказал:

— Ты молодец, ты прямо смываешь с нее грязь. Ты действительно становишься все лучше и лучше. Держись так и дальше. Не зря тебя благословили, — и еще раз нежно поцеловал эту маленькую растерянную и любящую женщину, которая может стать такой преданной и родной и которая мечтает стать такой.

Наутро за завтраком Тор стал свидетелем любопытной сцены. Толтисса презрительно посмотрела на Элоиссу и жестко сказала ей:

— Кто слишком многого хочет, тот ничего не достигает! Ты провалила испытание и показала, что на Высокородную рекомендовать тебя еще рано, а, может, и уже поздно.

После этого она, которая за этим завтраком лишь пила воду, обратилась к Тору:

— Сегодня я пощусь и должна пройти очищение. Поэтому мы больше разговаривать не будем до завтрашнего утра.

Предупрежденный о возможности повторного нападения, Тор был настороже. Но ничего не случилось. На Сейме были мелкие вопросы, ничтожность которых, кажется, все понимали, но обсуждали их с серьезным видом. Два раза пришлось по просьбе делегаций выступать и Тору. Второе его выступление снискало аплодисменты зала. Оно состояло из одной фразы: "Я в этом ничего не смыслю". После этого от Тора немного отстали. Единственное, что наконец-то удалось поговорить с коллегами. А вечером, после дружеского разговора со столичными мастерами, Тор пришел, переполненный вином. Ангтун, оказывается, уже знала, где есть снадобья от перепоя, и стала приводить его в норму, что и удалось. А затем она улеглась прямо на его широкой груди и блаженно уснула. В таком положении он и застал ее под утро, и с сожалением был вынужден пошевелиться и разбудить ее. Мастера удивил первый вопрос, который рабыня ему задала: "Неужели вы с госпожой Толтиссой поссорились?" Он был задан таким искренним тоном, что сразу видно было: хоть рабыня и счастлива, что хозяин с нею, она была бы страшно расстроена, если бы он поссорился с возлюбленной.

— Нет. Но неужели в прошлой жизни ты никого не ревновала? — вдруг спросил ее Тор, ласково прижав к себе.

— Ревновала, и совсем как бешеная, хотя никого не любила.

Рабыня хотела еще что-то добавить, но побоялась, что это будет нечто, недозволенное рабыне низшего разряда, которая ничем не может владеть и должна лишь служить. Она заплакала счастливыми слезами и сказала: