Юрий Ижевчанин - Прелюдия: Империя

— Твое счастье, господин — мое счастье. Я вся целиком твоя, и телом, и душою, и чувствами. Я счастлива быть твоею. В падении своем я нашла свое счастье, а в благополучии я была несчастным и злым существом.

Осталось лишь поцеловать ее, но колокольчик уже сзывал всех отправляться по своим делам.

За завтраком Толтисса попросила Тора сказать старейшине, что завтра и еще два дня Тор не сможет прийти на заседания.

— Мы поедем в загородное именьице моего старого друга. Хоть на два дня нужно вырваться из этой ядовитой атмосферы столицы.

— А мне казалось, что для тебя этот воздух животворный, — неожиданно для себя ядовито ответил Тор.

— Даже я вдохнула его слишком много. Любой стимулятор становится ядом, когда превосходишь меру. А ты уже совсем плох от этих миазмов. Сразу видно, привык к чистому деревенскому воздуху, сидеть в своей берлоге и быть царем округи, — поддела его Толтисса.

— Ну а тебе царицы мало. Императрица, и то маловато, — ляпнул Тор и вдруг помрачнел: он вспомнил, что Толтисса в свое время отказалась выйти замуж за Императора.

Но Толтисса не обиделась, а рассмеялась:

— И верно, маловато! Во всяком случае, третьей императрицей быть не желала и не желаю! Уж лучше первой женой короля!

Оба расхохотались от такого невероятного предположения.

— А не получается первой женой короля, можно и второй женой Мастера, — еще раз подколола Толтисса. — Если он, конечно, соизволит согласиться вовремя.

Вечером ожидаемое второе нападение все-таки состоялось. Тора не удалось застать врасплох, он спешился и вовсю гвоздил своим молотом по рукам и ногам нападавших. Когда несколько из них отползли с воем, другие выхватили ножи. Сразу несколько ножей полетели в Тора. Один из них он отбил, другой Линг, а Тук перехватил сразу три: один отбил и два принял на себя. Раздался свист, и нападающие исчезли. И вовремя, потому что разгневанный Тор начал бы бить насмерть. Он смахнул капельку крови от царапины, полученной при отбивании ножа, подхватил на седло Тука и быстрее помчался в дом гетеры. Там Туку промыли раны и остановили кровь. За исключением кровотечения, раны оказались неопасными. Прибывшим стражникам опять сказали, что нападавших опознать не могут и что никакой жалобы подавать не будут.

Тор похвалил Тука и Линга и выдал им по три золотых в награду. Линг с благодарностью принял, а Тук сказал:

— Я бы попросил у тебя, господин, лучше объятия Ангтун, чем золото.

Тор отшатнулся. Это действительно было в обычае: вознаграждать любовью рабыни. Тук, возможно, спас ему жизнь, и обычай надо было соблюдать.

— Ты прав. Твоя награда недостаточна. Сегодня ночью Ангтун твоя. И золото тоже твое.

— Спасибо, господин! — просиял Тук.

Тор позвал рабыню и приказал ей обнять и жарко приласкать Тука, который спас ему жизнь. Ангтун вздрогнула и вдруг вспомнила свое невинное кокетство после танцев, когда она обещала обнять Тука очень нежно, если хозяин прикажет. Ей ничего не осталось, как ласково улыбнуться Туку и дать ему свою руку, а самой подумать: "Около Тора любое неосторожное слово явью становится! Это мне еще одно испытание на пути раскаяния. Я должна теперь всей душой выполнить приказ хозяина. Я ведь рабыня, а объятия рабынь всегда дают в награду или же почетным гостям. Хорошо, что Тук такой симпатичный и чистый." А Тук, оказывается, помнил эти ее слова и шепнул ей: "Вот я и заслужил твои поцелуи и объятья! Я тоже буду очень нежен."

Утром после завтрака Толтисса быстро отдала распоряжения. На "пикник" отправились она с Тором, две ее ученицы со своими возлюбленными, три рабыни-прислужницы в коротких хитонах и две — в длинных, четыре охранника и четыре возчика. Охранники Тора оставались дома. Кроме того, приглашены был Клин Эстайор и еще один музыкант. Толтисса захватила лютню, ученицы — арфу и флейту, и Тор тоже попросил дать ему свирель, на которой он иногда любил играть. Свирели нашлись, Тор выбрал подходящую, и все отправились садиться в экипажи и на коней. Толтисса решила ехать верхом.

Ангтун и Тук вышли провожать господ. Увидев счастливое лицо Тука и ласковую улыбку Ангтун, Тор сказал Туку: "Еще две ночи твои!" У Ангтун все внутри оборвалось, но она ничего не сказала: не имела права протестовать, — и, улыбнувшись, склонила голову: "Я повинуюсь!" Она была очень довольна, что и сейчас ей удалось смириться и не высказать греховного недовольства хозяином. Правда, это не столь тяжело, поскольку Тук действительно был очень нежен и ласков, но вся ее душа тянулась к хозяину! Она поклялась внутри себя, что никогда больше ни с кем не будет кокетничать: ведь она любит хозяина и только его! И с ужасом рабыня подумала, что теперь она уже никогда не будет обнимать хозяина, что такое короткое счастье кончилось.

Именьице было на берегу моря. Забор охватывал кусок пляжа, дом, сад и то ли парк, то ли лес со скалой, ограничивающей пляж с запада. На верху скалы были стол и беседка, оттуда открывался прекрасный вид на море, а вдали синели берега Валлины. Свежий ветерок обдувал открытую веранду, на которой пировали, пели, плясали. Правда, Тор и Толтисса ели и пили мало. Толтисса как будто заново очаровывала Тора, и тот, в опьянении от женского очарования, почти не мог пить вино. Толтисса тоже пила и ела совсем чуть-чуть. Словом, к вечеру Тор никак не мог дождаться ночи. И, кажется, его возлюбленная тоже.

Естественно, начались страстные объятья, и единственно, что было странно, что Толтисса всячески просила его удерживать свою силу в себе. И в тот момент, когда он уже почти не мог сдерживаться, она вдруг вскочила, подняла его за руку из постели и страстно прошептала:

— Бежим в сад! Мы достигнем высшего блаженства под звездами и деревьями, а не под крышей! Только смотри мне в глаза, а я буду смотреть в твои!

И в саду мир как будто взорвался ярким светом. Посмотрев друг другу в глаза и слившись в удивительно сильном порыве страсти, Тор вдруг почувствовал, что две души рука об руку поднимаются в другие миры. Ощущение единства с чем-то непостижимо высоким пронизало Тора, и сквозь нечто, что иногда называли музыкой сфер, едва прорывались стоны Толтиссы. Но она была не там внизу, она была здесь, рядом, как душа. Свет и ясность, внутренний огонь, невыносимая и совершенно чистая радость… скорее даже не радость, а натянутые до предела, играющие гармоничную мелодию три струны: дух, чувство и тело. Впереди раскрылась светлая воронка, и две души подошли к ее краю. Тор почувствовал, что вот-вот все станет необратимо. Тор оглянулся вниз, увидел жену и сына. "К ним! Я ответственен за них!" — мелькнула мысль, которая в этом мире, где слова слишком низки, была страшным диссонансом. Но он увидел знатную даму и своего сына как рыцаря впереди отряда войска, и вдруг понял, что они удержать его не могут и без него не пропадут. А другой светлый сгусток души рядом с ним тянул его в воронку. И это было невыносимо привлекательно. Вдруг внизу он ощутил маленькое существо, которое радуется, почувствовав его высшую радость, но вместе с тем ужасно боится за свое будущее. Донесся мысленный крик: "Была бы я рядом, я бы сейчас покончила с собой вместе с тобой! Иди туда, хоть мне и страшно оставаться!" И Тор понял, что эта женщина погибнет в муках и позоре, если он не вернется. Он, преодолевая страшное искушение, повернул назад. За ним неохотно повернула назад и другая душа. Внутри нее загорелась яркая звездочка, и Тор неожиданно понял, что это — только что воплотившаяся душа. А в голове Мастера вдруг вырисовалась схема совсем нового сплава, который должен быть намного острее всего, что было создано до сих пор.