Алек Экзалтер - Коромысло Дьявола

По дороге в город о своем наставнике Филипп Ирнеев размышлял не очень долго. В церкви иконы "Утоли моя печали" и в Петропавловском монастыре он тоже не задержался.

Прямо с обедни рыцарь Филипп укатил в свое городское убежище на предельной скорости, дозволенной знаками дорожного движения и разметкой.

Не то чтобы он чрезвычайно спешил. Но поспешал медленно, согласно латинской поговорке, какую он со смешанными чувствами вспомнил за рулем.

Выделим с абзаца, что дело с изучением латыни и древнегреческого у него продвигалось ни шатко, ни валко. Иногда в дороге он с неподдельным чувством мысленно обращался к латинским периодам и древнегреческим гекзаметрам. Это занятие тоже способствовало поддержанию боевой формы, правильному вождению автомобиля и не позволяло нашему рыцарю Филиппу расслабляться в неуместности.

Местность в центре города Дожинска, как водится, изобиловала постоянно заменяемыми и хаотично обновляемыми дорожными знаками, а также прочими пертурбациями трафика. Но зоркой бдительности Филипп не терял до самого места назначения и припарковался как положено.

Убежище его встретило привычной лаской и негой. Иными словами рыцарь Филипп не мог описать свои чувства, невзирая на то, что в его асилуме ничто и ничего не пребывало в унылом постоянстве.

Сегодня, например, прохода направо не существовало. Зато у стойки бара, раздвинувшейся вдоль, прибавились несколько круглых табуретов и узкое кожаное кресло с высокой спинкой. В нем-то Филипп и примостился перед чашечкой дымящегося кофе и рюмкой "хеннеси".

К ним в стиль на стойке лежали раскрытая пачка "Мальборо" с одной выдвинутой сигаретой и футуристическая титановая зажигалка, вероятно, способная давать газовое пламя под водой, как саперный огнепроводной шнур, о котором давеча толковала арматор Вероника за завтраком.

Филипп закурил, а зажигалку прихватил с собой в карман. Пригодиться девушке Нике подарить.

А вдруг это тоже артефакт из отдаленного будущего, не имеющий современных аналогов и прототипов?

Взамен зажигалки из серебристого титана Филипп выложил на стойку вороненый "глок". Пушка тоже неплохо смотрится рядом с пачкой "Мальборо" и бутылкой "Хеннеси".

"Тяжеловат, конечно, пистолетик, но со временем к нему привыкну."

Поначалу, ощущая приятную тяжесть оружия, Филипп представил себя настоящим воителем со всяческой магической скверной и злостным колдовством. Да и осознал он себя таковым в полной мере и в боевой готовности сходу поставить на какой-нибудь колдунье-чародейке, на суккубе или на черной вдове шоковый египетский крест тремя точными выстрелами в живот и в пах. Со святыми упокой!

Однако после обедни он уже не чувствовал себя в столь воинственном настроении.

"Кротость и смирение они, понятно, нам во благо идут…"

Как-то незаметно пистолет потяжелел, и сбруя для его скрытного ношения стала казаться ужасно неудобной и неуютной.

"Запрягли и захомутали. Но терпи и вези свой воз, если тебя везет машина. Все мы кого-то возим или же на нас ездят…

Ох мне, освободиться бы от этого рыцарства и как раньше жить помаленьку-полегоньку, без души-логоса, без сердца-динамиса…"

В комфортабельной, можно сказать, душевной атмосфере асилума Филипп припомнил свои неправильные дорожные мысли и устыдился недавнего слабодушия.

"Неизвестно еще, каких габаритов и тяжести тебе клинок достанется, рыцарь бедный. Вдруг исторический меч-двуручник?

Его-то и в багажник "восьмерки" не запихнуть. В салон разве? Придется как лыжи или лодку на крыше возить.

Осанна Тебе, Господи, мой неслабый "глок" размерами поменьше, чем безоткатное орудие…"

— Так-таки хороша пушка! — вслух восхитился Филипп своим личным оружием.

Результат столь доброго отношения к орудию ратного труда не замедлил проявиться. Внезапно "глок", лежавший на стойке бара, посветлел, приобрел серебристо-титановый цвет и сверкающие насечки, подобно зажигалке, ранее располагавшейся на его месте.

— Оба-на! Спасибочки, мой непредсказуемый "Asylum Sapienti"!

Убежище ничего не ответило рыцарю Филиппу. Очевидно, вразумительные контакты подобного рода и вида асилумам не свойственны. У них другие коммуникативные выкрутасы.

Филипп глянул на часы и пожал плечами. До воскресного семейного обеда времени оставалось, хоть продавай. Но совершенно не ясно, выйдет ли он из убежища раньше, чем в него вошел. Или же, напротив, всюду опоздает ко всем чертям собачьим.

"Невелика потеря — родительская стряпня. Омарами как Ника они уж точно меня угощать не станут…

Ага и эге! Петька-то с Мариком сегодня к себе зазывали к вечеру пообедать по англосаксонскому расписанию…

А уж как мелкий Ванька обрадуется, когда б "Стартрек" смотреть без лексических упражнений! Надо бы давить на него поменьше. Как-никак, каникулы у мальца…"

Филипп выложил перед собой компьютер и принялся просматривать список литературы, какую он намеревался одолеть к экзамену, имеющему место быть на следующей неделе. Ему-то до каникулов "без малого целый месяц в миру корячиться".

— 4 —

В миру — мирское, следовательно, преходящее и мимолетное. У рыцаря Филиппа сразу же выветрилось из памяти, к какому-такому экзамену он пару минут назад готовился, едва он для разрядки открыл Евангелие от Аполлония Тианского.

В описании дьявольского коромысла во многих бинарных оппозициях-универсалиях от века противоречивых личных качеств человека и людской натуры в совокупности Аполлоний ни в чем не расходился с Филоном Иудеем, иногда даже превосходя своего собрата по двукнижию в драматической патетике. Трактовка единства и противоположности света и тьмы, добра и зла, любви и ненависти у него поистине артистичны и легко доступны.

"Оно понятно, ежели Аполлоний Тианский апокалиптически пророчествует о скором приходе Мессии-Спасителя, призванного избавить неразумный род людской от первородного греха творения…

Так-так, а тут у нас вырисовывается концепция двойного искупления и дважды приходящего Сотера-Параклета."

В первом пришествии Христа Спасителя как Сына человеческого Филипп благочестиво не позволял себе усомниться. Он никогда не ставил под вопрос новозаветные догматы собственной православной веры.

Но вот прискорбно распространенные представления о втором уже громогласном пришествии Сына Божьего, каковое должно непременно случиться если не на днях, то обязательно на будущий год, в течение пятилетки, десятилетия, спустя сто, тысячу лет и так далее, нашего истово верующего героя крайне настораживали.

Слишком уж много, в его понимании, вокруг эсхатологических мировоззрений в продолжение истории христианства роились, клубились, усаживались как мухи на дерьме толпы невежественных еретиков и сектантов из числа самых отребьев и охвостьев человеческих сообществ.