Наталья Бульба - И осталась только надежда

— А ты об этом не знал?

Мое равнодушие было данью привычке. А вот он своих эмоций от меня не скрывал. Впрочем, его смерть изменила в нем многое.

— Лера уже давно не задает мне этого вопроса.

Его уклончивые ответы давали многое. Я знал практически все о последних двух тысячах лет его жизни, но эти знания были мертвы. В те дни, когда моя собственная личность не проявлялась, прячась за его образом, я был им, но не был собой. Потому осознавал необходимость каждого его действия, находясь в плену сложившихся условий, не имея возможности понять их, оценить их с собственной точки зрения. Я лишь принимал то, что мне было навязано.

Когда же начала возвращаться моя собственная память, он начал отступать, становясь для меня набором фактов и событий, принятыми решениями, взятой на себя ответственностью. Он стал тем, чьими действиями я мог восхищаться, обстоятельствам жизни кого я мог сопереживать.

Вот только одного я не мог — ощутить, о чем думал он, что чувствовал, когда его кинжал вонзился в грудь любимой им женщины, когда он отталкивал одного сына, оберегая его, и приближал другого, не видя в нем своего преемника?

И только теперь, общаясь с ним, перенося узнанное на создаваемый уже этим опытом образ, я начинал принимать в нем жизнь. Сложную, противоречивую, не всегда оправдываемую содеянным, но жизнь.

— Я могу чем-то ему помочь?

Я был прав, когда подумал о странности собственных переживаний. Когда-то мы с ним были одним целым. Теперь у каждого из нас был свой путь, свое прошлое и я очень надеялся, что и свое будущее. И хотя я знал причины этого, как и осознавал, что в момент разделения наших миров мы с ним получили право на самостоятельность, несмотря на то, что разум даймонов воспринимал это, как проявление созданных этим мирозданием законов, я ощущал иррациональность происходящего, его мистичность.

— За него не беспокойся, он справится. Трудно принять то, о чем ты знать не хотел бы. Но он смирится с этим, у него просто нет иного выхода.

Он опять сказал больше, чем хотел или должен был. Или это был ребус, который он мне подкинул? Но зачем?

Очередная догадка заставила меня усмехнуться:

— Решил стать моим наставником?

Вместо того чтобы ответить, он подошел к краю обрыва, встав так, чтобы носки его сапог ни на что не опирались. Раскинул руки, даже не дрогнув, когда дернулась ткань набиру под резким порывом ветра. Похожий на огромную черную птицу, перед которой распахнули свой простор небеса.

— Я принял твой план, но с одним условием. Именно его я и пытаюсь избежать.

— Когда я вспомню все?

— Все?!

Он, отступив на шаг назад, резко повернулся ко мне, вновь демонстрируя ту мощь, которая так поразила Леру.

Нет, я не был слабее его. Изначальный Хаос с той же легкостью откликался на мой призыв, как и на его. Среди воинов Альтерры мне так же не было равных в мечном бою. Мне так же, как и ему, пришлось использовать изощренную хитрость, чтобы полученная мною власть действительно принадлежала мне.

Но я был слабее. На моей стороне были обстоятельства, спорить с которыми моим подданным оказалось сложно.

Долгие сотни лет мы были полностью изолированы от веера, вынужденные решать свои демографические проблемы совершенно иным путем, чем это происходило на Дариане. Нам ничего не оставалось, как либо всем погибнуть, добиваясь тех немногих женщин, что у нас были, либо, усмирив собственную жажду чужой крови найти иной путь.

Я не скажу, что все сложилось удачно, женщины нашей расы столь же воинственны, как и мужчины, и убедить их в том, что материнство более почетно, чем воинская честь, до конца мне так и не удалось. Помогла хитрость: та, что дала нашему миру дочь, имела равные с мужчиной права стать во главе ветви рода. Да и при воспитании девочек в закрытых школах уделяли внимание не только воинскому искусству, но и заботе о будущем рода, которое было в детях.

К тому времени, когда мы открыли порталы во внешний мир, у нас уже были заклинания, способные сберечь жизнь женщин иной расы. Сейчас на Альтерре таких было немного, всего лишь несколько десятков из тех, кто пожелал остаться. Лишь одна из пяти, остальные предпочитали вернуться к себе, получив достойное вознаграждение. Но это была новая кровь и новая надежда.

Да только все сделанное мной было не только моей заслугой. Когда управление Сартариса нашло объяснения случившейся коллизии, противников у меня осталось не так уж и много.

— Все?! — повторил он напряженно, не сводя с меня пристального взгляда, словно оценивая вновь и никак не приходя к нужному его выводу. — Все ты узнаешь только в Храме. Но я могу ответить тебе на вопрос, который волнует тебя сильнее всего. Если ты, конечно, решишься его задать.

Наверное, я был не прав, посчитав себя слабее. Мы просто прожили разную жизнь, ставившую перед нами разные задачи. Что-то было легче, что-то — сложнее. Его она сделала жестким, но в противовес добавила человечности. Меня же… что такое чувства я начал узнавать только теперь. Но было в этом узнавании нечто знакомое, заставляющее думать, что и об этом я тоже забыл. Не сейчас — очень давно.

— Свою Единственную ты убил, что сделал с ней я? — Мне хватило твердости, чтобы произнести это небрежно.

Когда-то мы с ним были одним целым. Всего лишь на один миг — такая мимолетность в сравнении с прошедшими тысячелетиями! Но этот миг соединил нас навсегда, и изменить это, нам не дано.

И сейчас, наблюдая за тем, как Пустота смотрит на меня его глазами, я знал, что мог стать таким. Но кем стал?

— Ты уже догадался, какое именно событие привело к коррекции?

Бесстрастности мне не хватило — произнести хоть слово оказалось сложно, так что я только кивнул.

Лишь одно из всего многообразия произошедших за тот короткий год, могло привести к подобному — его встреча с Тасей. Формирование союза с Единственной, всплеск его способностей должен был встряхнуть всю магию Дарианы, буквально снеся установившееся между нашими мирами равновесие.

Так что благодаря его памяти я мог воссоздать те дни. Не ощущая того, что пережил — просто зная об этом. Но лишь до того мгновения, как эти две истории начали расходиться.

Убей я собственного отца, не стал бы айларом не испытав тех проблем, что пришлись на долю моего первообраза.

Что же произошло тогда, я должен был узнать сейчас.

— Твоя мать отдала твою возлюбленную мужу.

Я, не сдержавшись, скривился от полыхнувшей в душе боли. А он продолжал, смотря куда-то мимо меня.

— Ты пытался сопротивляться, охрана не смогла справиться с тобой, и ты продвигался по резиденции, оставляя за собой трупы и разрушения.

— Но я опоздал, — прохрипел я, ощущая непреодолимое желание обнажить меч и избавиться от того, кто обрек меня обрести и потерять.