Дэвид Гейдер - Призыв

— Дункан, как ты себя чувствуешь? — повторила Фиона. — Мне кажется, ты еще не вполне пришел в себя.

— Это точно, — пробормотал он. — Как мы сюда попали?

— Не знаю. — Фиона оглядела камеру, и взгляд ее остановился на каменной двери. — Мы не можем добраться до двери, чтобы узнать, заперта она или нет, а в кандалах я не могу творить заклинания.

— Что, совсем не можешь?

— Не могу сотворить ничего такого, что бы помогло нам выбраться. — Фиона перевела взгляд на Мэрика, лежавшего рядом с Дунканом, и на лице ее отразилась неприкрытая тревога. — Ты не мог бы проверить, что с Мэриком? Он до сих пор ни разу не шевельнулся, а я не могу до него дотянуться.

Дункан повернулся к Мэрику, подобрал повыше цепь кандалов — она оказалась довольно увесистой — и прижал пальцы к шее короля. Пульс хотя и слабый, но, безусловно, был.

— Он жив.

Фиона облегченно вздохнула. Охотник, хмурясь, поглядел на них.

— Песня здесь звучит очень громко, — заметил он.

— Какая песня? — удивился Дункан.

Он ничего такого не слышал: в узкой камере, если не считать их дыхания, стояла полная тишина. Зато он чуял, что вокруг полным-полно порождений тьмы — бескрайнее море, которое начинается сразу за дверью. Неужели этим тварям нет конца?

Фиона лукаво взглянула на него:

— Ты что же, и вправду ее не слышишь?

— Что я не слышу? Нет здесь никакой песни.

Эльфийка искоса глянула на Келля:

— Я слышу ее очень слабо, как бы издалека. Раньше я думала, что этот звук исходит от порождений тьмы, но теперь в этом не уверена.

— Это Призыв, — торжественно и мрачно сказал Келль.

Фиона уставилась на него, потрясенная до глубины души, и Дункан разделял ее чувства. Призыв? Но ведь быть того не может, чтобы Фиона услышала его так рано!

Ута, обращаясь к охотнику, сделала несколько жестов, и Келль кивнул:

— Я тоже не думаю, будто это из-за того, что мы на Глубинных тропах. С нами происходит что-то неладное.

Он указал на пятна скверны, темневшие на его руках и груди в тех местах, где ее не прикрывала повязка. Пятен было много. Если бы такого человека увидели на городской улице, дети наверняка швыряли бы в него камнями и обзывали прокаженным, если не хуже.

На лице Фионы проступил ужас. Она подняла скованные запястья, и рукав подкольчужной рубахи сполз, обнажив руку. Она была покрыта длинными царапинами и запекшейся кровью, но среди них отчетливо были видны пятна скверны. Не такие обширные, как у Келля, но вполне узнаваемые.

— Я осматривала себя только вчера! Ничего подобного не было!

— Скверна пожирает нас изнутри, — согласился Келль. — И гораздо быстрее, чем следовало бы.

Ута сумрачно кивнула и снова уставилась на кандалы.

Дункан извернулся, пытаясь осмотреть на себе открытые участки кожи. Таковых оказалось немного. Кожаные ремни, прикрывавшие плечи, кое-где разболтались, но не настолько, чтобы доспех сполз. Правда, штаны были разорваны, но кожа в прорехах оказалась так плотно покрыта засохшей кровью, что разглядеть что-то было невозможно. Впрочем, на руках у него пятен не было.

— Я ничего не вижу, — волнуясь, объявил он. — И не слышу никакой песни.

Фиона пожала плечами:

— Ты позже всех нас прошел Посвящение.

Это было малоутешительно. Фиона прошла ритуал всего лишь на несколько месяцев раньше Дункана, в то время как Келль и Ута были Серыми Стражами уже много лет.

— Стало быть, вот где порождения тьмы держат пленников, — проговорил он, надеясь сменить тему. — Интересно, палачи у них есть? И придут ли они нас допрашивать?

Ута сделала неприличный жест, и Келль, нахмурясь, поглядел на нее.

— Он же не знает, — мягко упрекнул он и, повернувшись к Дункану, пояснил: — Порождения тьмы не держат пленников. Серым Стражам известно, что порождения способны заниматься простейшим ремеслом, однако у них, судя по всему, нет никакого желания допрашивать нас или выведывать наши планы. Они, знаешь ли, довольно простые и прямолинейные существа.

— Не хотелось бы тебе перечить, однако все смахивает на то, что мы тут пленники.

— Знаю. — Светлые глаза охотника сузились, он помолчал, — обдумывая разговор. И едва слышно пробормотал: — Я надеялся, что здесь окажется Женевьева.

Время шло медленно. Оружие у них отобрали, как и дорожные мешки, так что еды не было, и запас лечебных снадобий, который прихватила с собой Фиона, тоже оказался руках порождений тьмы. Время от времени издалека доносились странные звуки — громкий металлический звон, словно чем-то тяжелым молотили по железу, потом протяжные стоны. Кроме того, снаружи слышны были шипение и шаркающие шаги. Звуки были слабые, едва различимые, но сомнений не оставалось — там, за дверью, были порождения тьмы, но пленников они отчего-то не трогали.

Прошло время, и Мэрик подал признаки жизни. Вначале он застонал, и Дункан, по настоянию Фионы, осмотрел повязку и убедился, что неведомая дрянь, которую наложили на рану, все-таки сделала свое дело. Кровотечение остановилось. Юноша легонько потряс короля за плечо, и тот наконец открыл глаза.

С минуту он бессмысленно моргал, затем повернул голову и поглядел на Дункана. Взгляд его был рассеян, и он еще не вполне сознавал, что с ним происходит.

— Кайлан?.. — простонал он.

Дункан хихикнул:

— Ну разве что, если твой сын нисколько не похож на тебя.

Мэрик опять поморгал:

— Дункан?

— Точно.

Помочь королю сесть оказалось делом нелегким и долгим, а затем последовал тот же вопрос, который задал, очнувшись, Дункан. Фиону явно радовало уже то, что Мэрик хотя бы пришел в себя и с каждой минутой держится все увереннее.

— Что это была за ледяная магия? — пробормотал он. — Кто сотворил заклинание?

— Эмиссар, — ответила Фиона. — Правда, его самого я не видела.

— Эмиссары — это те, что умеют говорить, да? Что ж, если нам повезет, мы его рано или поздно увидим.

Снова потянулись часы, и пленники по очереди поспали. Нельзя сказать, чтобы сон пошел им на пользу: в камере было слишком холодно и всех донимали, раны. Дункану отчаянно хотелось содрать повязку и соскрести загадочную мазь, которая вызывала такой зуд. Если эту мазь и впрямь приготовили порождения тьмы, то молодой Страж не желал; чтобы она соприкасалась с открытой раной. Оставалось только гадать, что натворит эта дрянь, смешавшись с его кровью. При одной мысли об этом юношу тошнило.

Наконец снаружи послышались новые звуки. Пленники вскинулись: к двери камеры приближались чьи-то шаги. Их там несколько, подумал Дункан. По меньшей мере трое. Явно порождения тьмы — он чуял, как от них несет скверной. С надрывным пронзительным скрипом дверь распахнулась, хотя Дункан так и не услышал скрежета, с которым ключ поворачивается в замке. Значит, их не запирали? Странная тюрьма, что и говорить.