Крис Хамфрис - Вендетта

Покинуть плоть было нелегко — за решением этой проблемы Скай и приехал на Корсику. Вернуться же не составляло труда.

До сего момента.

— Чего ты ждешь, Скай? — поинтересовалась Паскалин. — Маццери охотятся ночью. Близится утро. Ты должен воссоединиться с плотью.

Он посмотрел в окно. Светало.

— Поверь, я бы с радостью.

Эйфория и восторг охоты мигом улетучились, едва Скай взглянул в глаза кабана. Сейчас очень хотелось поспать. И поспать осознанно, а не как та фигура, что сидела, сгорбившись, у стола.

Если бы только он не задержался! Бабушка появилась в хижине раньше. Охотница и бывшая учительница слились в одно мгновение, и теперь единственная Паскалин стояла и нетерпеливо смотрела на двух Скаев.

Вот оно!

— Кажется, я знаю, в чем проблема, — сказал он. — Вы. Здесь…

Скай не договорил, внезапно смутившись.

— Ты застенчивый, внучек? — усмехнулась бабушка.

Странно, особенно принимая во внимание, что она видела все, что Скай делал ночью. Но причина была именно в ее присутствии! В долине за ним наблюдала не бабушка, а ее двойник. А теперь ситуация примерно такая же, как накануне вечером в ее квартире, когда Скай готовился к охоте. Он переодевался в другой комнате, не на ее глазах! И он не хотел, чтобы она видела его сейчас.

— Если бы вы, ну, вы понимаете, оставили меня на мгновение.

Паскалин не смогла сдержать улыбку.

— Да, конечно, — сказала она и вышла на улицу.

Скаю сразу стало легче, но он ощутил безмерную усталость. Охотник шагнул вперед и дотронулся до своего плеча, нет — до плеча другого себя.

Одно спокойное мгновение. Все, что ему нужно.

Скай вышел на крыльцо и увидел, что бабушка уже сидит за рулем.

— Все в порядке? — спросила Паскалин.

Он кивнул и забрался на сиденье. Машина тут же тронулась с места.

Возвращались в Сартен молча. Скай прислонился головой к стеклу. Все тело ныло — очевидно, следствие действия наркотика, который дала ему бабушка, а также результат падения в долине и раны, нанесенной острым клыком разъяренного кабана. Рука была практически не повреждена, однако по ней тянулась пульсирующая болью багрово-красная линия, напоминая об ощущениях после ударов мечом или копьем, полученных Скаем в теле Бьорна.

Когда машина въезжала в город, рассвет уже позолотил горные вершины. Паскалин припарковалась возле дома, и трое охотников — пожилая женщина, старый пес и обессиленный юноша — поковыляли по лестнице. Оказавшись в квартире, Паскалин сменила черную одежду на домашнюю, затем прошла на кухню и сварила кофе. Скай пил, держа кружку обеими руками, и наслаждался больше исходящим от нее теплом, чем вкусом. Еще в долине он начал дрожать от холода и сейчас завидовал Амлету, распростершемуся ничком на коврике у камина, где Паскалин развела жаркий огонь. Несмотря на жуткую усталость, Скай чувствовал, что ни за что не сможет уснуть. По крайней мере, сейчас.

— Не понимаю, — произнес он первые за последний час слова.

— Чего не понимаешь, внучек?

Он посмотрел на бабушку. В фиолетовой блузке, накинутой поверх нее шали, брюках, узорчатом шарфе на голове она казалась самой обычной пожилой женщиной. А всего несколькими часами раньше…

— Ничего не понимаю. Зачем это?

— Охота?

Скай кивнул, и бабушка нахмурилась.

— Что за вопросы? Сегодня ночью ты сделал первый шаг к обретению себя такого, каким был всегда.

— Но мне не нужен такой я! — Мгновенное воспоминание о грудной клетке Олава, разрубленной топором Сигурда, заставило Ская содрогнуться. — У меня в семье уже и так достаточно убийц, так что благодарю покорно!

— Убийц? — переспросила Паскалин, опускаясь в кресло. — Маццери не убивают, они…

— Я видел, — прервал ее Скай, — и Жаклин Фарсезе мне все объяснила. Ее бабушка зарубила кабана, посмотрела в его глаза, узнала кого-то, кто теперь тоже умрет.

Он стукнул кружкой об стол, расплескав кофе.

— Если это не убийство, тогда не знаю, как еще это назвать!

— Нет. Послушай меня.

Паскалин встала, взяла тряпку, проковыляла к софе и, вздохнув, села рядом с внуком. Ночная охотница уступила место уставшей пожилой женщине. Вытирая разлитый кофе, она говорила:

— Скай, мы не убийцы. Животное, которое мы преследуем, и человек, которого оно олицетворяет, уже помечены. Мы не выбираем жертв. Все, что нам остается, — это засвидетельствовать смерть.

Ошеломленный, Скай уставился на нее.

— Но почему?

— Почему? И ты еще спрашиваешь, хотя сам сегодня ощутил силу маццери?! — Она удивилась не меньше Ская. — Ты охотишься, потому что должен. Как и я, как и все мы, ты вынужден охотиться.

Глаза Паскалин светились почти так же страстно, как и ночью.

— Потому что никогда не чувствуешь себя более живым, чем в тот момент, когда случается предсказанная смерть.

Скай покачал головой.

— Не «почему мы охотимся?». Я сам все почувствовал, поверьте. Я просто не понимаю смысла.

— Это из-за того, что ты думаешь своими английскими мозгами, а не корсиканским сердцем. — Она дотронулась до его лба, затем рука коснулась его груди. — Мы здесь, на острове, рождаемся и сразу же видим перед собой могилу. День, когда мы сойдем в нее, известен заранее. Некоторые из нас — очень немногие — избраны свидетелями. Свидетелями смерти. Мы — маццери, призрачные охотники смерти.

Паскалин говорила так же громко, как тогда, когда пела погребальную песнь. Вопрос Ская прозвучал совсем тихо:

— И как долго они еще живут?

— Всегда по-разному. Но обязательно нечетное число дней. Некоторые умирают почти сразу, другие живут какое-то время. Но никогда больше года.

— Вы сообщаете жертве?

Бабушка пожала плечами.

— Нет. Но они узнают. Если маццери проходит мимо на улице, он осеняет себя крестом. Люди толкуют промеж себя. В конце концов Скуадра д’Ароцца начинает собираться у дверей приговоренного, они бормочут его имя, несут гроб. Охотники могут слышать и видеть их.

— И те, кто… Кто убил, кто распознал приговоренного, всегда приходят посмотреть, как за ним явится Скуадра?

— Нет! — с отвращением воскликнула Паскалин. — Так поступает только Эмилия. Только эти Фарсезе упиваются смертью.

«А как же Жаки?» — подумал Скай, но вслух произнес:

— Но почему же не оставить несчастного в покое? — Его гнев нарастал вместе со смятением. — Я думаю, если сказать человеку, что он умрет, и он поверит в это, то так и случится.

— Верно. Но не потому, что ему сказали, а потому, что он был избран.

— Но как же вы можете жить, зная, когда умрете?

Бабушка придвинулась и взяла руки Ская в свои.

— Но мы все знаем это. Каждый рождается, чтобы умереть, и наше имя уже при рождении выбито на могильном камне. По крайней мере, в этом случае у человека есть время подготовиться.