Елена Хаецкая - Искусница

Скоро — практически мгновенно — она вернулась с двумя идеально чистыми китайскими пиалами. Моран понятия не имел, где она их отыскала и как ухитрилась вымыть так быстро.

Вообще видел их впервые.

— Старые, — уважительно проговорила Деянира, любуясь ими. — Шестидесятых годов, наверное. Винтаж.

— Отвратительное слово, — буркнул Моран. — Почему бы просто не говорить «старье»? Совершенно вы не любите русского языка. Наливай.

Она сняла кастрюлю с Морановского живота и, не пролив ни капли, выплеснула остатки вина в пиалы. Кастрюля отправилась на кухню, — все так же мгновенно и ловко, — а Моран и ахнуть не успел, как они с Деянирой уже сидели на диване рядком и степенно тянули вино.

— Хозяйничать ты умеешь, — заметил Моран. — Из тебя получился бы отменный мародер.

— Кто? — Деянира засмеялась. — Кто из меня бы получился?

— Мародер, — повторил Моран. — Вот кто разбирается в вещах и знает им цену. Три четверти содержимого ваших музеев собрано мародерами.

— Вы думаете, все музейные работники умеют разливать глинтвейн и мыть китайские пиалы?

— Иначе грош им цена, — сказал Моран твердо. — И учти, когда я говорю о расценках на людей, я имею в виду ровно то, что говорю.

— Э… А если проще? — спросила Деянира.

— Подумай. Ты же умница. Отличница в школе и все такое.

— Работорговля, — сказала Деянира.

— Точно.

— Вы торговали людьми?

— И продавал, и покупал. И не только людей. Троллей, пару раз — эльфов, а уж сколько я купил и продал разной скотины, начиная с черепах!..

— Понятно.

— Ты никогда не пробовала? — поинтересовался Моран.

— У нас не принято. Хотя теперь, наверное, уже принято. В узких кругах.

— У тебя бы получилось, — сказал Джурич Моран. — Вообще у тебя потенциал что надо. Имей в виду, это не лесть.

— Просто вы редко общаетесь с женщинами, — сказала Деянира.

— Ну, у меня бывали женщины, самые разные… И потом, ты не забыла? Ты ведь ущербная.

— То есть? — Она подняла светлые брови и задержала их в высшей точке очень надолго.

— У тебя нет хвоста, — пояснил Моран. — Что превращает тебя в особу многообещающую, но напрочь лишенную женской притягательности. Итак, вернемся к моему заказу. Как продвигается работа над картиной?

— Пока не очень, — призналась Деянира.

— Ты принесла?

— Да… но показывать особо нечего. Мама бдит. Все время входит в комнату. Один раз чуть не застукала.

— Покажи.

Деянира сказала:

— Вот сейчас допью вино и покажу.

Моран залпом осушил свою пиалу.

— Я уже допил, — сообщил он.

— Подождете.

Джурич Моран закричал:

— Да как ты смеешь! Я клиент, а клиент всегда прав!

— Клиент всегда виноват, — возразила Деянира. — Все, на что он имеет право, — это жаловаться, плакать и требовать назад свои деньги.

— У тебя есть хватка, — признал Моран, глядя на нее искоса. — Ты уверена в том, что ты — не мужчина?

— Уверена.

— А врач тебя проверял?

— С рождения.

— Врачи тоже ошибаются.

— Это были разные врачи. Все ошибаться не могут.

— Могут, — убежденно сказал Моран. — Но я склонен верить тебе на слово. В конце концов, важно не анатомическое строение, а мироощущение… Давай сюда гобелен.

— Это не гобелен. Это вышивка. И я ее еще не закончила.

Деянира сбегала в прихожую и принесла оттуда маленькую сумочку, из которой вытащила маленький сверточек. Одно быстрое неуловимое движение тоненьких девичьих ручек — и маленький сверточек превратился в довольно обширное полотно, расшитое яркими нитками.

Моран расправил его на столе, навис сверху. Долго рассматривал. Скрывая волнение, Деянира допивала вино. Наконец Моран перевел на нее полные ужаса глаза.

— Ты не подчеркнула уздечку у лошади. Вот здесь и здесь.

— Работа не окончена, — напомнила Деянира холодно.

— А тут? — Палец Морана уперся в полустертую фигурку слуги, идущего рядом со всадником. — Этого парня ты вообще размазала по всему полотну.

— Я еще не работала над ним, — объяснила Деянира.

— Но он же смазан! — завопил Моран. — Он окончательно погиб! А тебе не приходило в голову, что он, может быть, чрезвычайно важен? Вот так ты относишься к людям? Как к мусору? Получилось — вышила, не получилось — размазала и выбросила из головы? Но ведь он — личность, человек, у него есть какая-то своя судьба. И кроме того, он может играть роль в сюжете.

Деянира молча взяла полотно и принялась его сворачивать. Моран отчаянно вцепился в край.

— Не уноси!

— Я ведь предупреждала, что до окончания картины еще далеко.

— Эту вещь нельзя выносить из дома.

— Вы правы. Мне следовало оставить вышивку в своей комнате. Но я думала, что вы разумный человек и поймете: раз работа не закончена, судить о ее качестве еще рано.

— Я не человек, — напомнил Моран.

— Вы поняли, что я имела в виду.

— Послушай, Деянира, если ты так безжалостна, то для чего ты пришла сюда? Поиздеваться?

— Если вам это так интересно, — сказала Деянира, — то я пришла к вам из жалости.

Джурич Моран поперхнулся. Он долго кашлял, плевался, растирал себе горло, ходил пить воду и наконец вопросил:

— Какие же соображения или внешние факторы заставили тебя испытать столь несообразную эмоцию?

— Я увидела следы босых ног на снегу, и сразу поняла, что это вы, — объяснила Деянира. — Пытаетесь таким образом унять свое беспокойство. Наверное, думаете обо мне плохо. Воображаете, будто я вас обманула. Забрала нитки и рисунок и ушла навсегда.

— А что, здесь больше никто босой не бегает? — удивился Моран.

Деянира покачала головой.

— Только вы — и то лишь в состоянии крайнего волнения.

— Что ж, благодарю за информацию, — сказал Моран. — Значит, я единственный… Что ж, этого больше не повторится. Я выдал себя в минуту слабости. Надеюсь, это не станет моим позором.

Деянира пожала плечами.

— Мне пора, — девушка встала. — Благодарю за угощение.

— Оно не было добровольным, — буркнул Моран. — Ты сама все организовала. Отобрала у меня мое кровное. Выхлестала мой глинтвейн.

— Я сказала маме, что забегу на минутку к подруге взять учебник, — объяснила Деянира.

— Ты солгала! — обрадовался Моран. — Боги Олимпа, чем больше я узнаю об этой женщине, тем больше восхищаюсь ею.

— С мамой что-то случилось, — добавила Деянира, помедлив.

Моран потер ладони в ожидании.

— Ты явно решилась на большую откровенность, коль скоро пропускаешь комплименты мимо ушей. В литературе написано, что подобное поведение сигнализирует о необычном умонастроении женщины.

Деянира вздохнула:

— Мама просто помешана на моей учебе. Раньше она такой не была. Правда, я всегда неплохо училась. Но тогда для нее это не было так важно. А сейчас она чуть что — сразу пилить: вот, надо хорошо сдать ЕГЭ, учи историю, ты должна попасть в институт, учти — у нас нет денег платить за твое образование, нужно брать от школы как можно больше, хорошо бы ты поступила на юридический, будешь заниматься ерундой — закончишь свои дни преподавательницей макрамэ…