Ринат Таштабанов - Эвиал

После смерти папы, безумно любившая его, мама сломалась. Целыми днями она сидела на лавке, ни на что не реагируя, и вспоминая об ушедшем. Даже целительство отца Леонтия не могло помочь.

— Тяжко бедной лебедушке без друга своего сердечного.

Грустно говорил священник. Мать не дожила до отцовских Сороковин. Так в один месяц Матфей стал круглым сиротой.

Отец Леонтий заметил его остекленевший взгляд. Он попросил Ратора пересесть за руль.

— Эй, Сергач!

Голос Ратора порой напоминал рокот волн в штормовую ночь.

— А ну-ка, седай на мое место!

— Но Ратти, я же рубаху помну. Она же новая, совсем еще не ношеная!

— Ишь, красавчик какой, забодай тебя козерог. Седай говорю!

Когда Ратор просил ТАКИМ голосом, ему трудно было отказать.

Отец Леонтий достал из котомки трубку и тавлинку. Долго и старательно он набивал трубку, собираясь с мыслями. Наконец, блаженно затянувшись, он сел рядом с Матфеем.

— Знаю, знаю, сын мой, тяжко тебе без родителей. Но должен ты возрадоваться за них.

— Но почему?

— Тяжела жизнь в нашем мире греховном. Здесь идут бесконечные и бессмысленные войны, здесь бедность пудовым ярмом висит на шее большинства людей. Каждый кусок хлеба зарабатывается лужами пота и крови. Всюду царят грех и беззаконие. Святая Мать наша, Церковь, старается в меру сил своих искоренять несправедливость, но не везде поспевают ее смиренные служители. А твои родители сейчас в светлом царствии Спасителя, где «старый помолодеет, а плачущий засмеется, где тревожащийся успокоится, а просящий получит просимое». Ласково наблюдают они за тобою оттуда, и горько становится им от скорби твоей.

Помолчав, Матфей благодарно улыбнулся, искренне стараясь прогнать печаль.

— Спасибо, святой отец.

Отец Леонтий, любимый отец Леонтий! Он всегда находил слова утешения почти для любого страдающего. После смерти мамы и папы он заменил отца. Сколько времени провел Матфей в его избушке рядом с церковью!

Дом его был полон удивительных вещей. Стен не было видно из-за огромных книжных шкафов, забитых солидными с виду фолиантами. Столы были завалены разнообразными статуэтками, кристаллами, какими-то механизмами непонятного назначения. Странным был этот дом, так не похожий на жилище простого деревенского священника.

Странным был иногда и сам отец Леонтий. Порой он просил Матфея выполнить малопонятные действия: давал подержать загадочно переливающийся шар, угощал облаткой, посыпанной каким-то желтым порошком. При этом священник странно вглядывался в него, словно высматривая что-то видимое одному ему. Интересно, а что?

Каждый год в начале октября, обычно в рот ни капли не бравший, отец Леонтий начинал беспробудно пить. Он вливал в себя литры греддовки, приводя в восхищение самых жорких пьяниц, являясь утром на службу с помятым лицом и трясущимися руками, заставляя прихожан возбужденно перешептываться. Так продолжалось одну неделю, а в понедельник он вновь был прежним отцом Леонтием. До следующего октября.

— Свят-камень!

Пышнотелая Сална указующе вскинула руку, знаменуя скорый конец плавания. Теперь все заметили его.

Что для китобоя море? Место, где он добывает себе еду и заработок, чтобы прокормить семью. Место, где он проводит порой большую часть времени. Второй дом. Да, путь порой коварный и непредсказуемый, но здесь, в отличие от суши, против него лишь ярость гордых стихий и ум добычи. Здесь он успокаивается, отдыхает от проблем, терзающих его на земле. Так что, не мудрено, что и после смерти он желает покоиться в море.

Жители Побережников издревне хоронили умерших селян в море, возле Свят-камня. Это была одинокая скала, возвышавшаяся над вечными солеными водами. Сверху она заканчивалась небольшим пятачком, площадью метров сто, в центре которого был прочно укреплен трехметровый знак Спасителя. Долгие годы волны яростно пытались превозмочь крепость камня, но прочно Святая Магия отца Леонтия берегла одинокую скалу с возвышавшейся над ней перечеркнутой стрелой.

Именно здесь полтора года назад лежала мама Матфея. Сквозь слезы он смотрел на нее, уже зашитую в черный погребальный мешок с белым символом Спасителя, слушал священника, читавшего заупокойную молитву.

Именно сюда каждый Навий день приплывали люди, дабы помянуть усопших, бросали в воду еду и выливали питье, угощая покойных родичей.

Именно сюда сегодня лежал их путь.

— Странно,

Отец Леонтий поднялся и попросил остановить струг. Он стал недоуменно оглядываться по сторонам. Его ноздри задвигались, словно пытаясь что-то учуять.

Матфей тоже уловил нечто необычное. Это не было звуком или запахом, это было едва заметное ощущение. Обычно, когда он приближался к Свят-камню, перечеркнутая стрела, казалось, еле заметно мерцала, словно состоящая из лунного света, сегодня она выглядела обычной вещью, сделанной из простого железа с серебряными накладками. Да, изящной и прекрасной вещью, жемчужной работы кузнеца, но все же просто вещью.

Тем временем остановившуюся «касатку» заметили прочие. Староста прокричал:

— В чем дело, святой отец?

— Что-то странное происходит, Хадр. Подплыви поближе, надо поговорить.

Быстрые уверенные движения гребцов, и вскоре струги стояли бок о бок. Отец Леонтий перешел в «касатку» Хадра, и начал что-то шептать, возбужденно схватив старосту за рубаху, что-то, от чего лицо Хадра пошло белыми пятнами, и на нем медленно проступало выражение недоуменного страха.

— … проверить.

Расслышал Матфей. Хадр кивнул. Он поднес ладони ко рту и крикнул:

— Слушайте, братие! Пусть ваши струги остаются на месте. Вперед не плыть!

В ответ раздались возмущенные вопли, но не впервой было Хадру успокаивать толпу. Отец Леонтий же обратился к сидящим в его «касатке»:

— Прошу вас, останьтесь только гребцы. А остальные пусть перейдут в струг старосты.

— Но почему?

— Зачем?

— Что?

— Слишком долго объяснять, дети мои. Верьте мне. Али желал ли я вам когда дурного? Но дело может стать опасным. Пусть слабые духом тоже уйдут.

Шумно переговариваясь, пассажиры покинули судно. Сергач бросил странный взгляд на Велу и тоже остался.

Ратор с Ульмом поменялись местами и, под тревожными взглядами десятков глаз они поплыли вперед. Вот и Свят-камень. Цель их пути.

Все в полной тишине наблюдали, как священник стал на колени и что-то тихо начал бормотать. Руки его потянулись к шее.

— Знак Спасителя! Он снимает Знак Спасителя!

— Тише, Нарри, мне нужна тишина!

Положив перечеркнутую стрелу на лавку, отец Леонтий, продолжая шептать, перегнулся через борт и средним пальцем правой руки стал двигать им по воде, словно пытаясь нарисовать круг. Все не отрываясь, следили за его движениями.