Ринат Таштабанов - Эвиал

Боль палаческими щипцами сжала душу юноши. Он просто застонал сквозь зубы. Но это ничто перед мучениями, испытываемыми сейчас Отцом Леонтием, раздираемым проклятыми порождениями Тьмы! Ах, если он мог, если б он сумел хотя бы облегчить его страдания, забрать его боль, не слышать этих криков! Если б он мог отомстить!

И словно озарение снизошло на Матфея. Казалось, чей-то голос стал нашептывать нужные слова, сложившимися в могучие заклятия, намертво впечатывавшиеся в его мозг.

— Сын мой, не делай этого!

Прохрипел священник. Но было поздно. Его затопила сладостно пьянящая волна. Раздался звонкий дрожащий голос парня, и в руке возник лук. Он тут же хотел выбросить его, словно раскаленное железо жегшего кожу. Но, быстро справившись, извлек стрелу.

Да, он вполной мере ощутил мучения священника! Стрела отправилась в полет, но он почувствовал себя так, будто это в него самого выстрелили. Магический снаряд словно отрывал часть его самого, самую болезненную часть, заставляя тело корчиться в муках. Но это было не все. За отливом пришел прилив отдачи, и в глазах окончательно потемнело.

Но кракун, терзавший мертвое тело вспыхнул бирюзовым пламенем, казалось, сама ярость Матфея вырвалась наружу, сжигая врагов.

Второй выстрел вызвал новую волну боли. Второй монстр упал на траву, догорая.

Юноша поднял руку за третьей стрелой. Но она не появилась.

Матфей резко обернулся к церкви. Сияющий знак погас, оставив на двери выжженное пятно. Все, это конец.

Он словно сквозь сон смотрел на последнего монстра. Тварь медленно ковыляла к нему. Это была та, последняя, с обожженной культей. Но повреждение не помешает ей, мимоходом снеся мелкую преграду, ворваться в церковь, всласть насытившись убийствами жителей Побережников.

Сила. Нужна была хоть капелька Силы, иначе все напрасно. Он чуял, где-то рядом она была.

Точно! Нагрудный знак Отца Леонтия, висевший на осине. Кракуны преодолели защитный круг благодаря страху, и в маленькой перечеркнутой стреле еще есть остатки магии священника.

Из последних сил он рванул к осине, по широкой дуге обежав оставшуюся тварь.

— Эй, ты, мешок с костями! Я здесь! Давай, съешь меня!

Камешки со стуком ударялись о тело монстра. Тот, ощутив добычу совсем рядом, бросился в атаку.

Матфей сорвал перечеркнутую стрелу. Заклятия складывались на удивление легко. Из верха креста, превратившегося в рукоятку, вылезло огненно-белое лезвие.

Парень метнул орудие.

Щупальца кракуна судорожно задергались, под языками очистительного огня.

Матфей все же дошел до церкви. Открыв дверь, он оглядел со страхом и надеждой взиравших на него односельчан.

— Все кончено, выходите!

Вдалеке послышался шум. Обернувшись, юноша увидел скакавших во весь опор всадников в серых рясах. Он улыбнулся и упал, потеряв сознание.

Пустота. Бесконечная пустота раскинулась вокруг, заботливо поглотившая все цвета, звуки, запахи. Казалось, исчезло все: море, берег, деревня, люди и даже его собственное тело. Один его разум раскинулся в этом беспредельном пространстве, обещающим покой, отдых, забвение, нежно убаюкивающее израненную душу …

Но вот, вдалеке, на самой границе слышимости раздалось едва уловимое жужжание. Громкость его постепенно нарастала, и вскоре оно разделилось. Словно две мухи быстро закружили по комнате, раздражая, отвлекая, мешая сосредоточиться. Так бы и прихлопнуть надоедливых насекомых, но они стремительны и неуловимы, и остается только беспомощно терпеть это пронзительное жужжание, возмущенно проклиная наглых созданий.

Почему-то одна из мух представлялась жирной, старой и опытной, хитрющей, самодовольно жужжащей густым басом.

Вторая мерещилась значительно более молодой, быстрой и сноровистой, издававшей твердое и грозное гудение.

Звук все увеличивался, заполняя все вокруг, сквозь жужжание стали прослушиваться отдельные слова и целые фразы.

Но разве мухи могут разговаривать? Но, тем не менее, все громче и отчетливей раздавался чей-то оживленный диалог.

— …те исследования удалось выяснить, что Прорыв был остановлен местным священником, упокой Спаситель его душу.

— Отлично, что-то подобное я и предполагал. Но я вижу, брат, тебя раздирают какие-то сомнения. Ну же, что тебя беспокоит?

— Да, Знаете, Ваша Пресвятость, странно как-то. Добропорядочный священник, выпускник, пусть и не из лучших, факультета Святой Магии, уничтожает ораву Тварей Тьмы. В это я еще могу поверить, но при этом он пускает в ход странную магию…

— Гудро, называй вещи своими именами. Он использовал Темную магию.

Молодой голос возбужденно зашептал:

— Отец Аврелий, вы правы. Магия настолько сильная, что я ощутил ее раскаты еще при подходе к деревне. Но как такое возможно? Священник, предавшейся Тьме? Куда смотрели дознаватели? Или он убил истинного Отца Леонтия, приняв облик его?

Его пресвятость, помолчав, произнес.

— Ну что ж, Гудро. Дабы сомнения твои не стали проклятьем твоим, вынуждая смущать умы прочих братьев, в попытке выяснить причины случившегося, я открою тебе одну тайну. Но учти, если ты кому-нибудь выдашь ее, я собственными руками схвачу раскаленные клещи, чтобы вырвать твой болтливый язык.

— Я буду молчать.

— Однажды, лет 50 назад, мы разгромили одно из гнезд этих еретиков, птенцов Эвенгара. в Агранне. Кроме трактата и кучи странных гримуаров, мы захватили и его Старшего. Он был подвергнут пристальному допросу. Ты помнишь отца Ная?

— О да даже меня в его присутствии охватывает дрожь. Мрачный он человек, прости Спаситель!

— Ты прав, но уже тогда не было экзекутора, равного ему. В результате допроса мы выяснили, что три века назад среди птенцов Эвенгара произошел раскол. Одна ветвь, в основном из благородных, по прежнему следует учению Салладорца. Другие же предлагают перестать считать знания на пользу людям. Используя трактат, они продолжили познание Тьмы, рискуя жизнями, проводили эксперименты и добились значительных успехов. Кроме того, им часто помогали немногочисленные Темные маги, обучившие их кое-каким заклятиям.

Этот человек был из них. Тогда он был почти ребенком. Поговорив с ним, мы его отпустили, с условием, что он будет работать с нами. Мы отправили подобных ему священниками в места, где по расчетам Свернувших, наиболее вероятен прорыв Тьмы. Сами из ее адептов, эти люди весьма чувствительны к ней, знают ее уловки и как им противостоять. Прочие птенцы считают их предателями, безжалостно убивая при поимке. Именно поэтому их называют волками в овечьей шкуре.

— Но, Ваша Пресвятость, они же прихвостни Тьмы. Как можно верить их лживым посулам? Ведь всем известно, как далеко может зайти Тьма в своем коварстве, чтобы обрушиться наконец на наши хранимые Спасителем земли.