Александр Лидин - Пески смерти

Мы все разом бросились к отверстию на крыше. Что смогли бы мы противопоставить японцам? С клинками пойти против винтовок? Впрочем, сдаваться и идти на попятный нам было не с руки. Да и на милость победителей особо рассчитывать не приходилось. Так что оба солдатика наших заняли позиции по обе стороны крыши, чтобы видеть, что там япошки еще затевают, а мы со Степаном веревку наверх, к себе, втянули, авось еще пригодится, и замерли над выходом на крышу с клинками наготове.

Слышим: япошки в храм ворвались, баррикаду нашу растащили, забегали. Потом, видно, жрецов нашли. Стали орать на них, а те что-то в ответ блеют. О чем говорят, непонятно, сюсюкают чего-то, только у одних говорящих интонация злобная, рычащая, а у других заискивающая.

Отболтали они, потом в комнату, где саркофаг лежал, сунулись. Только тут мне в голову пришло, что тот жрец в оранжевой тряпке не зря нам эту комнату показал. Думал, небось, что тварь из саркофага нас враз прикончит. Только не на тех они напали. Русский солдат и в огне не тонет, и в воде не горит. Хотел я было со Степаном своими мыслями поделиться, да чувствую, не время, — Степан весь белый сидит, плохо ему. Только клинок он из рук не выпускает — наготове он.

Сунулись и японцы в комнату с саркофагом. Только прежде чем войти, залп дали в сторону отверстия в потолке, словно знали о нем. А может, им жрец все рассказал? Ну, мы со Степаном, понятное дело, в разные стороны от дыры, и тут только на слух можно было положиться. Сначала японцы со жрецом вовсю спорили, видно, требовали от него чего-то, только он им этого дать не мог. Потом вмешался англичанин. Судя по всему, по-японски он не говорил, но слова сыпал… А желтожопые его вроде как понимали, отвечали ему. О чем они говорили, для меня было загадкой. Потом неожиданно все замолчали и англичанин заговорил на ломаном русском:

— Там, солдат, тот что есть крыша?

Если честно, то вопроса этого я не понял. То ли англичанин хотел обратиться к нам, то ли просто выяснить, вправду ли на крыше храма прячутся русские солдаты.

— Пошел ты к… — и тут Степан выразился вовсе неприлично, однако я в этот момент был с ним полностью согласен.

— Вы окружен, надо статься, — продолжал англичанин. — Если вы статься и отдать то, что украсть, я гарантировать вам жизнь. Вы взяли чужой вещь. Это не есть хорошо.

Я почувствовал, как таинственный пенал впился в мое тело. О моей находке не знал никто, кроме меня. Неужели англичанин говорит именно о ней?

— Да пошел ты на… — И тут я поразился интуитивному знанию Степана. Он произнес лишь одно слово, выразив им всю глубину нашего отношения к японцам и англичанам, вместе взятым. В переводе с русского непечатного это звучало примерно так: «Зачем говоришь ерунду? Уходи далеко».

Видимо, англичанин обладал не столь глубокими познаниями в русской филологии, а посему на ломаном русском переспросил, о чем, собственно, идет речь. Тут Степан рассказал историю любовной жизни матери англичанина, подробно описал интимные отношения между англичанами и японцами, а после чего перешел к интимным отношениям между японцами и крупным рогатым скотом… Не знаю, что бы он еще рассказал благодарному слушателю — если честно, то я никогда не слышал столь изощренных трехэтажных ругательств, но тут из дыры высунулась голова япошки. Видимо, они подтащили к саркофагу что-то высокое и теперь пытались по одному вылезть на крышу. Но Степан не мешкал. Вжик, и голова несчастного, отделившись от тела, покатилась по наклонной крыше, оставляя кровавый след, а туловище рухнуло вниз в комнату. Поморщившись от боли в раненом плече, ефрейтор стряхнул с сабли капли крови.

— И так будет с каждым, кто сунется на крышу… — Степан не успел договорить, как из дыры вылетело что-то и упало как раз между нами. Шашка динамита! И тут, совершенно не раздумывая, я сделал первое, что пришло мне в голову. Кончиком сапога поддел динамит и отправил вниз по черепице. Взрыв случился где-то в воздухе за краем крыши. Нас тряхнуло. В какой-то миг мне даже показалось, вот-вот и храм рухнет, сложится, словно карточный домик. Но ничего подобного не произошло. Вместо этого послышались крики раненых японцев. Видимо, осколками задело кого-то из тех, кто караулил внизу на случай, если мы решим спуститься.

Когда грохот улегся, вновь заговорил англичанин:

— Мы все равно достать вас.

— Следующий раз скинем динамит вам на голову, — ответил я.

— Не нравится мне все это, — задумчиво заметил Степан. — Если мы не выберемся отсюда до ночи, то они нас достанут. Сколотят лестницу и заберутся на крышу. И тогда мы ничего не сможем…

Я лишь отмахнулся.

— Что-нибудь придумаем… — хотя я был совершенно уверен в обратном. Нам оставалось только молиться.

Сколько мы сможем сторожить у дыры в крыше? Сколько продержимся без воды и еды? Нет, Степан прав, ночью они нас всенепременно схватят. Может, стоит и в самом деле поговорить о сдаче… Но плен… Язык не поворачивался начинать разговор о сдаче…

Я мялся и сомневался, пока не начало темнеть.

К тому времени Степану стало совсем плохо. Его плечо раздуло. Кожа была не просто красной, а малиновой. Раны почернели, и из них сочился вонючий желтоватый гной. Распластавшись на горячей крыше, ефрейтор бредил. Бормотал что-то о глубинах морских…

Однако в тот момент, когда я, не видя выхода из создавшейся ситуации, хотел позвать японцев и обсудить с ними вопрос нашей капитуляции, где-то вдалеке, перекрывая непрекращающуюся канонаду, взвыли трубы. Из ближайшего леска на дорогу выехал отряд драгун. За ними потянулась пехота. Наши отступали, но… для нас это было спасение.

— Эй, на крыш… Предлагаю последний раз сдаваться, — раздалось из дыры.

— Да пошел ты, — крикнул я.

Наши были уже в каких-нибудь полутора верстах от нас. Если они не станут сворачивать и продолжат двигаться в том же направлении, они непременно пройдут возле нашего храма.

Но как привлечь внимание? Недолго думая, я содрал с себя гимнастерку, нацепил ее на кончик сабли и, подняв как можно выше, стал размахивать ею, точно как моряк, потерпевший кораблекрушение, сигналит проходящему мимо судну. Тотчас же в мою гимнастерку ударило несколько пуль. Это была ошибка. Японцы, находясь внизу, не видели наших всадников, а следовательно, могли расценить мои действия лишь как попытку воплотить в жизнь некий хитроумный план побега. Выстрелы же привлекли передовой разъезд нашей кавалерии.

Пришпорив скакунов, всадники понеслись в сторону храма не столько ради спасения нас, сколько пытаясь разведать дорогу для отступающих частей. Я не видел, что произошло у входа в храм, — мы ведь находились на противоположной части крыши, — но слышал пальбу. Проиграв сражение, а потом обнаружив небольшой отряд врагов, наши решили отыграться по полной. Англичанин, все еще оставаясь у саркофага, что-то кричал на своем родном языке. Я не понимал ни слова, но интонации его очень напоминали ругательства.