Виктор Ночкин - Эромахия. Демоны Игмора

Отфрид, хоть и видел, что родич не желает рассказывать, все же не спешил сменить тему:

— Ну, а как ты полагаешь, может ли «эромахия» означать «убиение любовью»? Любовью можно убить?

— Э… я не знаю. Думаю, нет. Любовь — это же наоборот.

Обоим казалось, что они говорят о важном, о некой тайне, о таком, что старшие скрывают от них. Молодые часто воображают, что у родителей есть секреты, которые можно раскрыть, назвав одно слово, тогда как для понимания некоторых вещей слов недостаточно — это следует пережить. Пережить не раз, не вмиг — а долго, годами. Все имеет название, заключенное в слове, но не все раскрывается словом.

Родичи вошли в зал, где их отцы в самом деле уже садились за стол. Однако, кроме Фэдмара с Удвином, там никого не оказалось. Это не было пиром, просто взрослые решили продолжить беседу за едой. Даже прислугу отослали, барон как раз наливал вино — себе полный кубок, а Удвину чуть-чуть. Юноши тихо заняли места рядом со старшими. Те разговаривали, не обращая внимания на сыновей.

— Я понимаю, что тебя не может не беспокоить Сьердан, — заявил Фэдмар. — Этот… э-э… anguis in herba. [16] Змея в траве; скрытая опасность ( лат .). Но наш прохвост замарал себя чем только возможно. Он в долгах, он известный злодей, он помог нам против Лоренета, так что вся свора моих соседей настроена против него. Не упускай его из виду, только и всего! Придумай для него заботы.

— Да, я тоже полагаю, что мне следует придумать, чем занять Сьердана, — кивнул Удвин. — Если он по-прежнему станет служить нам, то не захочет искать нового покровителя из опасения лишиться меня. Что скажешь?

— Славная мысль, родич! Я даже попробую помочь тебе с поисками забот, которыми мы озадачим Сьердана. У меня как раз намечаются некоторые трения с Гайсами. Собирался сам их вразумить, но если хочешь, предоставлю это твоему ручному разбойнику. Мне, видишь ли, не слишком выгодно: вместо того чтобы провернуть все самому и заграбастать кое-какую добычу, я буду платить Сьердану.

— Я понимаю, кузен, понимаю…

Удвин Эрлайл был еще печальнее обычного, он не торопился пить даже небольшую порцию вина, налитую в его бокал. Похоже, рыцаря обуревали невеселые предчувствия.

Наутро Эрлайлы уехали. Отфрид, накануне проболтавший с Ридрихом допоздна, едва ли не до утренних сумерек, был опечален. Только что впервые нашел друга — и вот они расстаются. Игмору не пристало дружить, Игмор выше всех, а тут отыскался родич, спокойный, внимательный, терпеливо отнесшийся к странностям Отфрида… Сблизиться с родичем — не зазорно.

Пока провожали гостей, баронет еще держался, но когда пыльный хвост за отъезжающей кавалькадой растворился в полях, ушел к себе в спальню и предался унынию. Даже всхлипнул пару раз, хотя прекрасно знал — мужчине реветь не пристало.

Первые недели после отъезда родственников Отфрид грустил, перебирал в памяти все, что можно было обсудить с кузеном, мысленно обращался к Ридриху, воображал ответы родича. Несколько раз собирался написать, но передумал. Письмо нужно отправлять с нарочным, отец узнает и, разумеется, прочтет. Барону не понравится, что сын забивает себе голову глупостями (в письме были бы исключительно «глупости»). А если в Эрлайле порядки хоть немного напоминают игморские, то и дядя Удвин, всегда чересчур серьезный, прочтет тоже. Что этот мрачный господин подумает о племяннике? Нет, так не годится!

А вскоре барон позволил Отфриду поехать в Трибур. Разумеется, с наследником отправили нескольких доверенных слуг — людей солидных и надежных вроде лучника Астона. Эти только изображали свиту, а на самом деле, хотя и кланялись юному Игмору, следили за каждым шагом баронета. Впрочем, Отфрид был достаточно осмотрителен, не чудил, и вассалы ни разу не воспротивились развлечениям молодого господина. Более того, сами — должно быть, в соответствии с инструкциями Фэдмара — сводили юнца в некое веселое заведение без вывески… Узкоплечий невысокий баронет, рыжий, веснушчатый, с бесцветными глазами, не обольщался относительно собственной внешности, однако он был сыном хозяина города! Так что веселые девицы, прислуживавшие в заведении, проявили к пареньку особое внимание, и Отфрид принял их симпатии как должное. Вскоре он перестал смущаться, совершенно освоился и наконец постиг ту сторону жизни, о которой так и не поведал замечательный кузен Ридрих. В итоге баронет стал появляться в гостеприимном доме еженощно, познал много нового и волнующего… и убедился, что любовью вполне возможно убить — во всяком случае, вполне возможно убить тем, что он теперь называл любовью. Белокурая горожаночка, которая когда-то произвела на юного Игмора столь сильное впечатление, баронету не встретилась, но Отфрид о ней и не вспоминал. В популярном заведении без вывески хватало прекрасных дам. Оказалось, что с девицами легко общаться, более того — они могут быть неплохими собеседницами. Как ни странно, эти молоденькие женщины осведомлены о различных сторонах жизни и подчас неплохо разбираются в сложных вопросах… Хотя главным было, разумеется, не это. Отфрид наведывался в веселый дом вовсе не ради разговоров.

Память о зарождавшейся дружбе с кузеном Ридрихом постепенно стерлась, потускнела. Иногда юный Игмор по-прежнему мысленно обращался к родичу, но все реже. Это стало чем-то вроде игры, которую хранишь в душе из сентиментальности, но по мере взросления стесняешься назвать ее вслух.

Потом приехал отец, и как-то они вместе отправились в заведение без вывески. Фэдмар много пил, шутил, громко смеялся, щипал сговорчивых девиц за упругие прелести и в конце концов удалился на второй этаж с двумя хохочущими служаночками, не проявляя ни малейшего стеснения в присутствии сына. Баронет воспринял это как должное — он уже догадался, что поездка в Трибур была с самого начала задумана отцом именно с целью пополнить его, Отфрида, образование. Очень хороший отец, заботливый, лучше всякого друга.

Заметил Отфрид еще вот что: барон не только кутил с девицами, но и внимательно расспрашивал, о чем говорили завсегдатаи. Иногда человек может выболтать дурочке из веселого дома довольно интересные вещи. Младший Игмор, заметив отцовский интерес, тут же принялся вспоминать, не говорил ли сам чего-нибудь лишнего веселым девушкам? Вроде нет, баронет с детства привык к одиночеству и не доверял никому. Никому и никогда. Разве что Ридриху… Сложись жизнь иначе, они могли бы в самом деле стать друзьями.

Снова встретиться кузенам довелось двумя годами позже.

Лето заканчивалось, все чаще шли дожди. Барон почти не покидал Игмор надолго, зато едва ли не каждый день выезжал с отрядом латников осмотреть окрестности. Близилось время жатвы, кое-где сервы уже собирали урожай. Если когда и следует опасаться набега — так именно сейчас. В прошлые годы Фэдмар сам разорял соседские феоды именно в это время, чтобы нанести максимальный ущерб недругам. Теперь же, когда окрестные дворяне были запуганы и покорны, а доходы из Трибура наполняли баронскую казну лучше и вернее любого разбойничьего набега — теперь Игмор решил провести конец лета в мире и спокойствии. Пусть господа убедятся, каким добрым может быть соседство с Игмором — при условии, разумеется, что барону станут кланяться достаточно часто и достаточно низко. Игмор — выше всех.