Роберт Джордан - Нож сновидений

Утром девятого дня пребывания в Башне, еще до рассвета, в ее маленькую комнатку пришла Дозин, чтобы провести Исцеление. Снаружи уныло шел дождь. Двое Красных, следивших за ее сном, хмуро глядя в сторону Дозин, подали ей традиционный отвар корня вилочника, и поспешно вышли. Желтая Сестра презрительно фыркнула, когда за ними захлопнулась дверь. Она использовала старый способ Исцеления, отчего у Эгвейн перехватило дыхание, словно вас окунули в ледяной пруд, оставив после процедуры зверский аппетит. А также высвободившуюся боль ниже спины. На самом деле все ощущалась довольно своеобразно. Ко всему со временем привыкаешь, и синяки на отбитом заду вроде уже приходили в норму. Но использование всякий раз старого способа, еще раз подтвердило, что хотя бы некоторые тайны Беонин сохранила в секрете, хотя как ей это удалось до сих пор было загадкой. Сама Беонин сказала, что большинство Сестер считают рассказы о новых плетениях просто сплетнями.

«Ты не собираешься сдаваться, дитя, не так ли?» – спросила Дозин, пока Эгвейн натягивала через голову платье. Простонародный язык женщины не вязался с ее элегантной внешностью. На ней было голубое платье с золотым шитьем и сапфиры в ушах и в волосах.

«Должна ли сдаваться Престол Амерлин?» – спросила Эгвейн как только ее голова показалась из ворота. Она извернулась, чтобы достать рукой белые костяные пуговицы на спине.

Дозин фыркнула, но на сей раз не презрительно. Так решила Эгвейн. – «Храбрый путь, дитя. Однако, держу пари, очень скоро Сильвиана заставит тебя сидеть тихо и ходить по струнке». – Но она ушла, не отправив Эгвейн вниз за подобное высказывание.

У Эгвейн был назначен очередной визит к Наставнице Послушниц как раз перед завтракам – выходных дней не было – который одним махом уничтожил все усилия Дозин. Но ее слезы прекратились как только Сильвиана опустила свой ремень. Когда она оттолкнулась от края стола, к которому был приделан кожаный лежак, стертый телами Свет знает скольких женщин, и опустила на горящее тело сорочку и юбку, у нее даже не появилось желания вздрогнуть. Она приняла обжигающий жар, приветствовала его, грела им себя, как грела руки над камином холодным зимним утром. В тот момент ей показалось очень уместным такое сходство между жарко пылающим камином и ее задом. Но, посмотрев в зеркало, она увидела спокойное лицо. С розовыми щеками, однако, спокойное.

«Как могло случиться, чтобы Шимерин понизили до Принятой?», – спросила она, вытирая слезы платочком. – «Я расспрашивала, о подобной мере наказания нет упоминания в законе Башни».

«Сколько раз тебя отправляли сюда за подобные «расспросы»?» – спросила Сильвиана, вешая ремень рядом с кожаной тростью и гибким хлыстом в узкий шкаф. – «Я думала ты уже давно выбросила их из головы».

«Я любопытна. Так как, если подобной меры наказания нет?»

«Подобной меры нет, дитя», – мягко сказала Сильвиана, словно объясняя ребенку азбучную истину, – «но и запрета нет тоже. Это такая лазейка… Ладно, не будем вдаваться в подробности. Ты просто найдешь еще один повод оказаться у меня», – покачав головой, она заняла свое место за столом и положила руки на столешницу. – «Проблема в том, что Шимерин приняла это наказание. Другие Сестры советовали ей наплевать на распоряжение, но как только она поняла, что ее мольбы не смогут изменить мнение Амерлин, она переместилась к Принятым».

Живот Эгвейн громко заурчал, напоминая о завтраке, но она не двинулась с места. Она ведь смогла разговорить Сильвиану! Пусть тема покажется странной, но это была беседа. – «Но тогда почему она сбежала? Ее друзья должны были попытаться отговорить ее от глупостей».

«Некоторые пытались», – сухо подтвердила Сильвиана. – «Остальные…» – Она показала руками некое подобие чаш весов, покачав их сперва в одну, потом в другую сторону. – «Остальные пытались вынудить ее понять весь абсурд происходящего. Они отправляли ее ко мне почти так же часто, как тебя. Я рассматривала ее посещения как частное покаяние, но у нее отсутствует твое…» – Она внезапно прервалась и, откинувшись на стуле, внимательно посмотрела на Эгвейн поверх сложенных вместе пальцев. – «Отлично. Ты все-таки вынудила меня с тобой поболтать. Это, конечно, не запрещено, но вряд ли уместно в подобных обстоятельствах. Ступай на завтрак». – она взялась за перо, открывая чернильницу. – «Я жду тебя в полдень, так как знаю, что ты все равно не собираешься никому кланяться». – В ее голосе прозвучал слабый намек на безысходность.

Когда Эгвейн вошла в обеденный зал для послушниц, первая послушница, увидевшая ее вскочила с месте, и внезапно раздался общий грохот отодвигаемых скамеек по плиткам пола – все послушницы тоже встали. Они стояли в полной тишине, когда Эгвейн шла по центральному проходу по направлению к кухне. Внезапно одна из послушниц – пухленькая и симпатичная девочка из Алтары – Ашелин бросилась на кухню. Прежде чем Эгвейн успела добраться до входа, она уже вышла оттуда с подносом в руках, на котором лежал толстый ломоть хлеба, маслины и сыр, и стояла привычная кружка с чаем. Эгвейн протянула руки к подносу, но девушка с оливковым оттенком кожи поспешила к ближайшему столу и поставила его перед пустой скамейкой, совершив реверанс, перед тем как пойти обратно. К счастью для нее, никто из обычных сторожей Эгвейн не заглянул этим утром в обеденный зал. И к счастью для всех послушниц.

На скамье перед подносом красовалась подушка. Это была довольно потертая вещица, на которой было больше заплат, чем оставалось первоначальной ткани, но это была самая настоящая подушка. Эгвейн взяла ее и положила сбоку на стол, перед тем, как сесть. Приветствовать боль было легко. Она грелась от жара внутреннего огня. Через зал, как единый вздох, прокатился тихий шепот. Только когда она отправила первую маслину в рот, послушницы сели.

Она чуть не выплюнула ее обратно, так как ягода практически совсем испортилась, но после Исцеления она сильно проголодалась, поэтому она просто выплюнула косточку в ладошку и положила ее на тарелку, постаравшись тут же запить неприятный привкус глотком чая. В чае был мед! Послушницам давали мед только в исключительных случаях. Она сдерживала улыбку, подчищая тарелку, и она действительно ее очистила, подобрав все до крошки послюнявленным пальцем. Но не улыбаться было трудно. Сперва Дозин – Восседающая! – потом отступление Сильвианы, а теперь – это. Эти две Сестры были гораздо важнее послушниц и меда, но все вместе указывало на одну и туже вещь. Она выигрывала свою войну.

Зажав подмышкой кожаную папку с тиснением, Тарна направлялась наверх в апартаменты Элайды, стараясь держаться ближе к сердцевине Башни, хотя это означало, что ей придется воспользоваться, кажется, бесконечным числом лестничных пролетов. Дважды лестница исчезала оттуда, где, как она помнила, она должна была находиться, но если продолжать подниматься, то рано или поздно, но она дойдет куда следует. На лестнице ей не попалось ни одной живой души кроме случайных слуг в ливреях, которые кланялись или делали реверансы и вновь спешили по своим делам. Если бы она отправилась другим путем, то ей пришлось бы пройти мимо дверей, ведущих в кварталы других Айя, и возможно столкнуться с Сестрами. Ее палантин Хранительницы Летописей позволял ей входить в любую дверь, в любой Айя, но все-таки она избегала появляться везде, кроме Красных, и только когда требовал ее долг. Среди Сестер прочих Айя ее узкий красный палантин слишком бросался в глаза, разжигая взгляды на холодных лицах. Они не могли заставить ее нервничать, ну может немного, но все же… Она, сделав длинный шаг, перешагнула из одного интерьера Башни в другой. Она не думала, что все зашло настолько далеко, что дойдет до нападения на Хранительницу Летописей, но все же она не хотела рисковать. Исправление ситуации потребует долгих упорных усилий, что бы там себе не думала Элайда, но нападение на Хранительницу могло сделать процесс необратимым.