Роберт Джордан - Нож сновидений

Кроме того, не отвлекаясь на постоянные оглядывания через плечо, она могла собраться с мыслями и подумать над тревожащим вопросом Певары, еще одним кроме предложения соединиться с Аша’манами. Кому из Красных можно было доверить подобную задачу? Призвание Красных Сестер охотиться на мужчин, способных направлять, заставляло их с подозрением относиться ко всем мужчинам, а большей частью просто ненавидеть. Живые родственники – брат или отец помогли бы избежать ненависти, или любимые кузен с племянником, но как только они уходили, с ними исчезали и привязанности. И доверие. И оставался еще один вопрос о доверии. Соединение с мужчиной нарушало древний обычай, который был силен почти как закон. Даже после данного Тсутамой благословения, кто не бросится доносить Элайде о соединении с Аша’манами? К этому времени, когда она добралась до дверей Элайды, находившихся всего на два яруса ниже вершины башни, она вычеркнула еще три имени из своего умозрительного списка. Спустя две недели список тех, в ком она была уверена, все еще состоял из одного имени, и для него подобная задача была почти невыполнима.

Элайда оказалась в гостиной, в которой вся мебель была позолочена и сверкала инкрустацией костью. Лежавший на полу ковер являл собой одно из прекраснейших творений Тира. Она сидела в кресле с низкой спинкой у мраморного камина, потягивая вино вместе с Мейдани. Несмотря на поздний час, было не удивительно видеть тут Серую. Большую часть ужинов Мейдани проводила с Амерлин и днем часто навещала по ее приглашению. Элайда в широком шестиполосном палантине, закрывавшем почти все плечи, внимательно разглядывала вторую женщину поверх хрустального бокала, словно черноглазый орел голубоглазую мышь. Мейдани, одевшая серьги с изумрудами и широкое ожерелье, чувствовала себя под этим взглядом очень неуютно. Ее полные губы улыбались, но при этом, кажется, дрожали. Другая рука, не занятая кубком, находилась в постоянном движении, то прикасаясь к изумрудной заколке в прическе, то приглаживая будто бы выбившуюся прядь, то прикрывая грудь, которую достаточно откровенно демонстрировал глубокий вырез ее платья из серебристого шелка. Нельзя было сказать, что у нее была очень большая грудь, но из-за ее худобы казалось, словно она была готова выпрыгнуть из платья. Женщина разоделась, словно на бал. Или для соблазнения.

«Утренние отчеты готовы, мать», – произнесла Тарна, слегка поклонившись. Свет! Она чувствовала себя так, словно ворвалась к любовникам!

«Ты не обидишься, если я попрошу тебя оставить нас, Мейдани?» – даже улыбка, которой Элайда одарила женщину, и та казалась хищной.

«Конечно нет, мать», – Мейдани поставила свой кубок на маленький столик возле своего кресла и вскочила на ноги, сделав реверанс, из-за которого чуть не осталась голой. – «Конечно нет». – Она вылетела из комнаты, с широко распахнутыми глазами и тяжело дыша.

Когда за ней захлопнулась дверь, Элайда рассмеялась. – «Мы были близкими подругами, когда были послушницами», – сказала она, поднимаясь на ноги, – «и я полагаю, она хочет возобновить наши отношения. Я могу ей разрешить. Она может о многом проболтаться, лежа на подушке, чем до сих пор. На самом деле, пока она не сказала ничего». – Она подошла к ближайшему окну и стояла, глядя на то место, где должен был быть построен ее фантастический дворец, способный стать выше самой Башни. Когда-нибудь. Если Сестры согласятся снова над ним поработать. Начавшийся еще с ночи, дождь продолжал падать, и маловероятно чтобы она смогла разглядеть фундамент этого дворца. Это пока было все, что удалось сделать. – «Налей себе вина, если хочешь».

Тарна с усилием сохранила прежнее выражение лица. Среди послушниц и Принятых близкие подруги нередко делили одну подушку, но девичьи игры оставались в прошлом вместе с ушедшим детством. Но не все Сестры, конечно, так считали. Галина сильно удивилась, когда Тарна отвергла ее после получения шали. Сама она считала мужчин куда привлекательнее женщин. Большинство, что и говорить, Айз Седай откровенно пугались, особенно, когда узнавали, что ты из Красной Айя, но за эти годы она встречала некоторых, кто не испугался.

«Это кажется странным, мать», – сказала она, положив кожаную папку на край стола, на котором стоял золотой поднос с чеканным узором, на котором стояли хрустальный кувшин и бокалы. – «Но она кажется вас боится», – Наполнив бокал, она понюхала вино прежде, чем отпить. Сохранение, похоже, пока работало. Пока. Элайда наконец-то согласилась, что это плетение, по крайней мере, должно быть достоянием всех. – «Словно она догадывается, что вы знаете о том, что она шпионка».

«Конечно, она меня боится», – сарказм так и сочился из голоса Элайды, но затем ее голос стал тверже камня. – «Я хочу, чтобы она боялась. Я собираюсь нажать на нее. К тому времени, когда я отправлю ее на порку, она сама себя привяжет к раме для бичевания, если я только прикажу. Если бы она знала, что я догадываюсь, Тарна, то она бы сбежала, чтобы не попасть в мои руки». – По прежнему глядя на ливень, Элайда сделала глоток. – «У тебя есть новости на счет остальных?»

«Нет, мать. Если бы я могла открыть Восседающим подробности, почему за ними должны следить…»

«Нет!» – отрезала Элайда, повернувшись к ней лицом. Ее платье было настолько сильно покрыто запутанной красной вышивкой, что серый шелк почти терялся посреди нее. Тарна предложила, что менее откровенная демонстрация ее бывшей Айя, она, конечно, использовала более дипломатичную формулировку, могла бы помочь примирить Айя вновь, но гнев Элайды был так силен, что с тех пор она об этом и не заикалась.

«Что если кто-нибудь из Восседающих с ними за одно? Я не стала бы делиться с ними. Эти глупые переговоры на мосту продолжаются, несмотря на мой приказ. Нет. Я им не доверяю!»

Тарна склонилась к бокалу, принимая то, что не в силах изменить. Элайда отказывалась видеть, что раз Айя не повиновались ее приказу прекратить переговоры, то они вряд ли станут следить по ее приказу за Сестрами из собственной Айя, не зная зачем. Высказывание же этого вслух только приведет к очередному взрыву.

Элайда уставилась на нее, словно желая удостовериться, что та не станет с ней спорить. Женщина выглядела твердой как никогда раньше. И более хрупкой. – «Очень жаль, что восстание в Тарабоне провалилось», – сказала она наконец. – «Думаю, с этим ничего нельзя было поделать». – Она часто это повторяла, в самый неподходящий миг, с тех пор как дошли вести о том, что Шончан удержали власть в стране. Но она не была настолько смирившейся с ситуацией, как пыталась показать. – «Я хочу услышать хорошие новости, Тарна. Есть что-нибудь новое о печатях от узилища Темного? Мы должны удостовериться, что больше нет ни одной сломанной». – Как будто Тарна могла это знать!